— Перестань всё время отправлять меня к твоему отцу! Я что, сиделка, что ли? Нет — так найми её сам и перестань меня мучить! — Диана резко отодвинула тарелку с недоеденным завтраком.
Евгений оторвал взгляд от планшета, на котором просматривал утренние новости. Его лицо приняло знакомое выражение — раздражённо-снисходительное, будто он говорил с капризным ребёнком.
— Ты опять за своё? — он положил устройство на стол. — Это мой отец, Диана. Он болен. Разве это так сложно понять?
— Всё я прекрасно понимаю, — процедила она сквозь зубы, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. — Просто ты не хочешь сам им заниматься и сваливаешь заботу на меня. Удобно, правда?
Евгений резко встал из-за стола. Гнев проступил на его лице.
— Удобно?! — повысил он голос. — Я работаю по двенадцать часов, чтобы ты могла позволить себе дорогие вещи. А ты даже час провести с больным человеком не можешь?
— Не смей сваливать всё на мои расходы! — Диана тоже поднялась, глядя ему прямо в глаза. — Я тоже работаю. И не забывай, что именно моя зарплата позволяет нам жить так, как мы живём. А что касается твоего отца…
Она замялась, подбирая слова. Как объяснить человеку то, что он не хочет слышать? Как рассказать о том, что происходит, когда она остаётся с Степаном Андреевичем наедине?
— Что с моим отцом? — в голосе Евгения прозвучал вызов.
Диана глубоко вздохнула:
— Твой отец относится ко мне как к чужой. Хуже — как к пылинке под ногами. Он унижает меня, отказывается принимать лекарства, которые я приношу, и делает… непристойные намёки.
Евгений фыркнул:
— Только не надо выдумывать. Отец не способен на такое. Он может быть резким, но никогда не позволит себе ничего подобного. Просто тебе не хочется ездить к нему — вот и придумываешь причины.
Диана почувствовала, как внутри закипает. Три месяца. Три долгих месяца после инсульта её свёкра она терпела его издёвки и нападки. Вначале она списывала всё на стресс, возраст и болезнь. Она готовила ему еду, стирала, покупала лекарства, даже помогала с элементарной гигиеной — стараясь не показывать ни стыда, ни раздражения.
Но со временем началось другое.
Сначала были колкие замечания: «Поправилась на моих харчах?», «Хочешь быть красивой — следи за собой». Потом — вопросы, от которых мутило: «Что, сыну не даёшь? Вот он и злой такой», «А в постели ты такая же холодная?».
А потом произошло то, о чём она боялась даже говорить вслух. Однажды, помогая Степану Андреевичу пересесть в кресло, она почувствовала, как его рука намеренно задержалась на её теле. Слишком долго. Слишком неприятно.
— Женя, — она попыталась говорить спокойно, — я понимаю, что ты любишь отца. Но то, что он делает… это уже не просто грубость.
— Он ничего не делает! — оборвал её муж. — Просто старик, которому нужна помощь. А ты ищешь повод не ездить к нему. Обычная история.
— Ты не слушаешь меня!
— Нет, это ты не слушаешь! — Евгений схватил портфель. — Мне нужно идти. А ты сегодня заедешь к отцу перед работой. Заберёшь новые лекарства, проверишь, как он себя чувствует.
— Я не поеду, — тихо, но твёрдо ответила Диана.
Муж застыл у двери, медленно обернувшись. Его глаза сузились.
— Поедешь. Потому что если не поедешь ты, значит, поеду я. А если я пропущу встречу с клиентами — потеряю контракт. А без контракта у нас будет меньше денег. Так что решай: ты или я.
Он хлопнул дверью, оставив после себя тяжёлое молчание.
Диана стояла посреди кухни, чувствуя, как внутри поднимается не только обида, но и настоящая ярость. Когда закончится этот цирк? Сколько ещё она будет позволять использовать себя?
Она взяла телефон и написала начальнице, что задержится. Потом начала собираться к свёкру, ненавидя каждую минуту этого процесса.
Диана припарковалась возле старого пятиэтажного дома. Дом был потрёпанный, как и её отношения с семьёй мужа. На часах — менее двух часов до работы. Целая жизнь ради одного визита, который каждый раз казался испытанием.
Поднимаясь по лестнице на третий этаж, она снова подумала: как Степан Андреевич вообще живёт здесь один? В доме без лифта, в состоянии, когда даже с кровати самостоятельно не подняться? Ответ был очевиден — благодаря таким, как она, кто вынужден регулярно приезжать и «обслуживать».
Диана нажала на звонок, в другой руке лежал запасной ключ — на случай, если Степан Андреевич не сможет сам открыть дверь. Ответа не было.
Она позвонила снова — громче, настойчивее. Всё та же тишина.
«Может, спит?» — подумала она, вставляя ключ в замочную скважину.
Как только она переступила порог, её нос уловил знакомый запах — смесь лекарств, немытого тела и кислой горечи застоявшегося воздуха. Ещё один день в этом доме, ещё одно испытание.
— Степан Андреевич? — окликнула она, проходя в коридор.
Из комнаты донеслось невнятное бурчание. Диана направилась туда, стараясь дышать поверхностно и через рот.
Свёкор сидел в инвалидном кресле перед включённым телевизором. На экране шёл старый советский фильм, который он, кажется, даже не смотрел. Его седые волосы торчали во все стороны, щетина покрывала лицо, а футболка была испачкана.
— Опять ты, — без особого удивления произнёс он, не поворачивая головы. — Долго же тебя не было. Я уж думал, что меня забыли совсем.
— Я была вчера, — спокойно ответила Диана. — Оставила еду на два дня в холодильнике, разложила по контейнерам и подписала — на каждый свой день.
— Твоя стряпня несъедобная, — бросил он сухо. — Неудивительно, что мой сын такой худой. Небось, и его так кормишь?
Диана сжала зубы, проглатывая готовый сорваться комментарий. Она молча прошла на кухню, где, как обычно, высилась гора немытой посуды — несмотря на его жалобы, свёкор явно ел.
— Привезла новые лекарства, — сообщила она, вернувшись в комнату с пакетом таблеток. — Их нужно принимать три раза в день после еды. Врач сказал, это важно для профилактики повторного инсульта.
Степан Андреевич поморщился:
— Эти таблетки мне не нужны. От них только хуже. Я лучше знаю, что мне помогает.
— Врач уверен, что они необходимы, — Диана старалась говорить ровно, будто объясняла что-то клиенту на работе. — Без них велик риск повторного приступа.
— А тебе, наверное, было бы только удобно, правда? — внезапно он повернул к ней голову, в глазах сверкнуло что-то злое. — Если я вдруг «не очнусь», тебе больше не надо будет со мной возиться. Квартиру освобожу — и вы тут же всё переделаете под себя с Женей.
— Я этого не говорила, — голос Дианы дрогнул, но она взяла себя в руки. Щёки горели.
— Но подумала. Не надо быть семи пядей в лбу, чтобы понять. Я таких, как ты, насквозь раскусываю. Только и ждут, когда старик освободит пространство.
Диана глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Это был уже отработанный рефлекс: не давать ему провокаций, не показывать слабость. Он ждал реакции — она не даст ему этой радости.
— Переоденьтесь, пожалуйста, — сказала она, игнорируя выпад. — Футболка грязная.
— Что, теперь и одежду выбирать буду ты? — проворчал он, но, к её удивлению, согласился. — Ладно, чистое есть во втором ящике.
Диана подошла к шкафу, нашла футболку и протянула ему:
— Помочь?
— Чего? — свёкор хмыкнул. — Хочешь увидеть голого мужика? Или Женя тебя не радует, как жену?
Диана не ответила. Молча положила чистую одежду рядом и направилась на кухню:
— Тогда сами. Я пока приготовлю вам обед.
На кухне она механически достала продукты, чувствуя, как внутри накапливается напряжение. Почти половина контейнеров, которые она оставляла вчера, осталась нетронутыми.
Из комнаты раздался резкий удар, затем недовольное ворчание. Диана бросилась туда.
Степан Андреевич пытался встать с кресла, опираясь на шаткий столик, который уже начал заваливаться. Она подбежала и подставила плечо.
— Вам нельзя вставать без помощи! — сказала она, помогая ему удержаться.
— Как же переодеваться сидя? — буркнул он. — Давай, помоги.
Диана аккуратно поддержала его, помогая распрямиться. В этот момент его рука скользнула по её талии, задержалась, а потом уверенно опустилась ниже — на ягодицу.
— Что вы себе позволяете?! — Диана отпрянула, и свёкор едва не рухнул обратно в кресло.
— Ты чего, с ума сошла? — закричал он, хотя в глазах проскользнуло что-то похожее на злорадство. — Я чуть не упал! Хотел опереться, а ты уворачиваешься!
— Вы… вы специально! — голос дрожал от ярости. — Это уже не первый раз!
— Бред, — он презрительно фыркнул. — Старик еле стоит на ногах, а ты выдумываешь. Совсем с катушек съехала.
— Это не выдумка! — Диана сделала шаг назад, сжав кулаки. — Вы знаете, что делаете. Вы намеренно…
— Да кому ты нужна-то? — Степан Андреевич снова опустился в кресло, излучая отвращение. — Я, может, и не молод, но вкус у меня сохранился. На таких, как ты, я даже в юности не смотрел.
Диана молчала. Его слова больше не удивляли, но каждый раз рано или поздно они находили способ задеть её глубже, чем хотелось бы.
На работе она сидела за столом, будто приклеенная к документам, но цифры перед глазами расплывались. Утренний визит к свёкру крутился в голове, как старая болезненная запись. Она механически проверяла бумаги, но мысли всё время возвращались к одному: к тому, как объяснить мужу то, что он отказывается слышать.
Телефон завибрировал. Сообщение от Жени:
«Как съездила к отцу?»
Диана положила телефон обратно на стол. Ответа не будет. Пусть думает, что хочет. Она больше не станет оправдываться.
Когда вечером Евгений вернулся домой, Диана всё ещё сидела на кухне с чашкой давно остывшего чая. Ужин так и не был приготовлен — аппетита не было совершенно.
— Почему не отвечала? — он бросил портфель на стул. — Отец говорит, ты устроила истерику и просто ушла, не переодев его.
— Истерику? — Диана чуть горько усмехнулась. — Значит, уже успел пожаловаться?
— Он сказал, что ты обвинила его в домогательствах! Это уже слишком, Диана!
— Скорее, это слишком давно продолжается, — она поднялась, встретив его взгляд. — Твой отец действительно делает непристойные намёки… сегодня он снова тронул меня. И я больше не стану это терпеть.
Евгений покраснел:
— Прекрати! Отец еле на ногах стоит! Какие домогательства? Ты сама выдумываешь, чтобы не ездить к нему!
— Ты правда так думаешь? — она сделала шаг вперёд. — Или просто не хочешь видеть правду? Ведь если признаешь её, тебе придётся что-то менять.
— Менять? Что именно? Моего больного отца?
— Нет. Своё отношение ко мне. Ты даёшь ему возможность манипулировать нами обоими. А я больше не буду частью этой игры.
Евгений тяжело опустился на стул, потирая лоб:
— Диана, послушай. Я знаю, что отец иногда груб. Но он же болен. Ему нужна помощь. Не могу же я всё бросить и переехать к нему.
— А я могу? — она скрестила руки на груди. — Моя работа менее важна? Или моё достоинство вообще ничего не стоит?
— При чём здесь достоинство?! — Евгений раздражённо махнул рукой. — Речь о заботе о родном человеке!
— Нет, речь о том, что ты не хочешь видеть реальность. Твой отец не такой уж беспомощный, как притворяется. Он использует меня. Манипулирует. И ты тоже. Только потому, что тебе удобно.
Он ударил ладонью по столу:
— Хватит! Либо ты продолжаешь помогать отцу, либо…
— Либо что? — спокойно спросила она.
— Либо нам нужно серьёзно поговорить о нашем браке.
Диана долго смотрела на него. В этот момент она поняла: перед ней не любимый человек, а чужой, закрытый в своих установках и привилегиях мужчина. Который предпочитает игнорировать очевидное, лишь бы не нарушать своё спокойствие.
— Знаешь что, — произнесла она тихо, но твёрдо, — я тоже думаю, что нам пора говорить о нашем браке. Потому что к твоему отцу я больше не поеду. Никогда. Если ты не можешь этого принять, значит, нам действительно нужно принимать решение.
— Это ультиматум? — Евгений встал, нависая над ней.
— Нет. Это констатация факта. А ты решай, что делать с этим.
Она развернулась и вышла из кухни. Впервые за долгое время Диана чувствовала внутри не страх, а осознанную решимость. Она больше не позволит себя использовать.
Позже, в спальне, она взяла телефон и набрала подругу. Нужно было место, где можно провести эту ночь. Завтра предстоял тяжёлый день, и она хотела встретить его с ясной головой.
Через три дня Диана вернулась домой. За это время она жила у подруги, игнорируя бесконечные звонки Евгения. Время на размышления прошло, решение было принято.
Открыв дверь, она сразу почувствовала запах алкоголя. Гостиная встречала хаосом: пустые бутылки на столе, грязная посуда, невыносимая атмосфера забвения.
Евгений сидел на кухне. Сгорбленный, растрёпанный, с красными глазами. Перед ним — почти пустая бутылка виски.
— Вернулась, — произнёс он, не поднимая взгляда. — Решила, значит, вернуться?
— Я пришла поговорить, — Диана остановилась в дверях. — И забрать свои вещи.
Евгений хрипло рассмеялся:
— Значит, уходишь? Бросаешь меня? Из-за всего этого?
— Я не бросаю. Я ухожу. Потому что ты выбрал сторону. Не пытаясь меня услышать, не разобравшись, не попытавшись защитить. Ты поверил ему, а не мне.
— Он мне отец, — Евгений плеснул себе в стакан последнюю порцию. — Я был у него каждый день. Кормил, укладывал, убирал за ним. Он сказал, что ты всё придумала, чтобы не ездить к нему.
— И ты ему поверил?
— А почему мне верить тебе? — он поднял на неё тяжёлый взгляд. — Получается, ты хочешь, чтобы я поверил, что полупарализованный старик способен на домогательства?
— Он не такой уж беспомощный, как кажется, — Диана говорила спокойно. — Просто ты не хочешь этого видеть.
— Нет, это ты не хочешь видеть очевидное! — Евгений приблизился к ней, от него пахло алкоголем. — Ты всё придумала, чтобы избежать обязанностей!
— Отойди, — Диана сделала шаг назад. — Ты пьян. С тобой невозможно говорить.
— А я и не хочу говорить! — он схватил её за плечо. — Я хочу, чтобы ты признала: ты лжёшь. Что всё это — вымысел!
— Убери руку, — голос Дианы стал холодным, как лёд. — Ты только усугубляешь ситуацию.
— Усугубляю? — Евгений рассмеялся, не отпуская её. — Да что может быть хуже? Моя жена опозорила моего отца, бросила семью…
— Я никого не унижала, — Диана стряхнула его руку. — Но если ты сейчас же не остановишься, я уйду. И больше не вернусь.
— А ты и так не вернёшься, — вдруг спокойно произнёс он, словно понял что-то важное. — Я всё вижу. Ты давно искала повод. Просто нашла удобную историю, чтобы уйти.
— Женя, ты несёшь чушь, — Диана покачала головой. — Я любила тебя. По-настоящему. Но ты выбрал сторону. И эта сторона — не моя.
— Потому что он не врёт! — снова взорвался муж. — Он еле жив, а ты на него наговариваешь! Он даже сам себя обслужить не может!
— Зато отлично умеет манипулировать тобой, — Диана направилась в спальню. — Я соберу вещи и уйду.
Евгений последовал за ней:
— Я сказал: если уйдёшь — всё. Конец!
— Конец был давно, — она начала складывать одежду в чемодан. — В тот самый момент, когда ты отказался мне верить. Я больше не могу это терпеть.
— Ты… Ты просто боишься ответственности, — его голос дрожал. — Ты не посмеешь.
— Посмела, — спокойно ответила она, продолжая собираться. — И даже удивляюсь, что не сделала этого раньше.
— А как же я? — вдруг вскрикнул он. — Как я буду работать и ухаживать за отцом?
Диана остановилась, повернулась к нему:
— Вот видишь? Для тебя — это вопрос несправедливости, а не боли. Не то, что делает со мной твой отец. Не мои чувства, не мой страх… а твоё неудобство.
Найми сиделку. Или занимайся сам. Это твой отец. Не мой.
— «Перестань отправлять меня к твоему отцу!» — передразнил он её голос, искажённый злостью. — «Я что, тебе сиделка?» А кто должен быть этой сиделкой, по-твоему? Я?! Может, ещё и прислугу найму себе в помощь?
— Именно, — кивнула Диана, застёгивая чемодан. — Я рада, что ты, наконец, услышал. Жаль, дошло только теперь — когда уже поздно.
— О чём ты? — Евгений побледнел. — Какой развод?
— Я подам на него, — Диана подняла чемодан. — Думал, я просто уйду на пару дней? Нет. Я ухожу навсегда. И да, мы будем оформлять развод.
— Не можешь ты так просто… — он с трудом подбирал слова. — Не можешь!
— Могу, — она прошла мимо него к двери. — И я не просто могу — я уже это решила. Знаешь, я даже не ожидала, но внутри так легко… как будто сбросила груз, который таскала слишком долго.
Она замерла на пороге, обернувшись в последний раз:
— Позвони мне, когда протрезвеешь. Обсудим детали. Только звони, не приезжай. Я не хочу тебя видеть.
Дверь закрылась за ней мягко, почти беззвучно. Ни криков, ни слёз, ни истерик — только уверенность в правильности своего решения.
На улице Диана глубоко вдохнула вечерний воздух, немного свежий, немного остывший после дня, полного боли и разочарований. Она знала: это не конец. Это начало.
Новой жизни. Без лжи, без давления, без необходимости оправдываться. Где она сама решает, кем быть и как жить.