На мальчике красовался надувной круг в форме яркого пончика, а в руках он сжимал парусник на радиоуправлении и пластиковое ведерко с совочком.
— Нет, не будет никаких акул, — спокойно ответил Никита, — я за тобой присмотрю. Да и вообще, запомни: акулы людей не трогают. Это всё выдумки.
— А правда, что я теперь могу есть мороженое каждый день? Ведь будет жарко! Можно?
— Можно, — улыбнулся Никита, вздохнул и нежно потрепал сына по волосам. — Иди, смотри свои мультики, наверное, уже начинаются.
Саша радостно умчался в гостиную, а Никита остался за столом, допивая кофе и размышляя о предстоящем отпуске. Поездка к морю была в планах ещё с тех пор, когда жива была его жена — мама Саши — Валерия. Но всё как-то не складывалось. А потом стало невозможным — Валерия погибла в автокатастрофе.
Первый год после её смерти был невыносимым, словно кошмар, который не заканчивается. Второй — чуть легче, но всё равно тяжёлым. Боль утраты не исчезла, она просто стала привычнее.
Кое-что, впрочем, осталось неизменным. Родители Никиты, всегда сомневавшиеся в его браке, теперь и подавно не стремились общаться с ним или с внуком. Они даже не проявляли интереса. Но Никита не обижался. Он выбрал не злиться, а принять всё как есть. При этом сам продолжал звонить им, потому что всё ещё любил. Где-то глубоко в сердце теплилась надежда: вдруг однажды они поймут, что Саша — их внук, и откроются ему.
Кофе был выпит, и Никита открыл ноутбук, чтобы связаться с начальством. Его отпустили в отпуск, но с оговоркой: в случае срочных дел могут попросить помочь. Никита не возражал. С тех пор как после смерти жены его перевели на удалённую работу, он сам воспитывал сына и не нуждался в нянях. Быть на связи — не проблема.
Саша ходил в детский сад, но не всегда. Иногда он категорически отказывался, а Никита, считавший важным уважать выбор ребёнка, позволял ему «отдыхать дома». Обычно через пару недель Саша сам просился обратно и спокойно ходил туда месяца два.
Вылет был назначен на послеобеденное время, так что утро прошло без спешки. Никита проверил вещи сына — всё, конечно, упаковал сам, но позволил Саше собрать маленькую сумочку, чтобы тот учился самостоятельности. Наконец, они вышли из дома.
— Ой, чуть не опоздала! — встретила их у подъезда соседка Юлия, когда они ждали такси. — Ну что, Сашенька, готов к морским приключениям?
— Готов! — запрыгал мальчик. — А ты с нами? Ну, пожалуйста!
— К сожалению, не получится, на работе не отпустят, — улыбнулась Юлия, поднялась и встретилась взглядом с Никитой. Он, разумеется, не приглашал её в отпуск. Зачем? Просто хороший, добрый сосед.
— Спасибо, что всегда рядом, — сказал Никита. — Очень помогаешь.
— Да что вы, это же не трудно, — смущённо отмахнулась она.
Юлии было двадцать два. Недавно окончив педагогический вуз, она работала в том самом детском саду, куда ходил Саша. Четыре года назад она переехала в этот дом — получила в наследство квартиру от бабушки. Так получилось, что сразу подружилась с Валерией, а после её смерти — с Никитой. Дружба стала важной опорой.
— Папа! Наша машина! — закричал Саша, ещё сильнее запрыгав от восторга.
— Всё, поехали, — Никита загрузил багаж, усадил сына в кресло и пристегнул ремни.
— Пока! Я тебе привезу самую красивую ракушку! — маша обеими руками, кричал Саша.
— Хорошего отдыха! — помахала им Юлия, стоя на тротуаре.
Она смотрела вслед уезжающему такси с лёгкой грустью. Ей было искренне радостно за отца с сыном — казалось, они потихоньку выходят из тени горя. Она ценила их дружбу. И именно поэтому никогда не решалась признаться Никите, что влюблена в него.
На пляже Никита с улыбкой наблюдал, как Саша, впервые увидевший море, носится по берегу, брызгает водой, копает в песке и с азартом собирает ракушки и цветные камешки.
Они остановились в хорошем отеле с отличным детским меню. Ещё до поездки Никита проконсультировался с педиатром, чтобы взять нужные витамины. Он следил, чтобы сын не снимал панамку, и пообещал покататься на лодке — вдруг увидят дельфинов. Всё было продумано, всё — правильно.
— Папа! Папа! — Саша подбежал, вырвав отца из размышлений о вечернем походе в кукольный театр.
— Что случилось? — улыбнулся Никита. — Мороженое захотелось? А не переборщим?
— Папа! — голос мальчика дрожал, глаза блестели. — Там… там мама!
— Что? — Никита на мгновение растерялся.
— Мамочка! — Саша протянул руку за спину отца. — Она вернулась! Она жива!
Словно во сне, Никита медленно обернулся. Не может быть… Это невозможно! Он был на похоронах. Они с сыном регулярно приносят цветы к её памятнику… Но он обернулся. И замер.
Перед ним стояла женщина. Невероятное сходство. Сердце будто остановилось, потом рванулось в бешеном ритме. Никита шагнул ближе, не чувствуя под собой ног.
— Простите, — выдавил он, — но вы… вы так похожи на мою жену… Умершую жену. Простите… Кто вы?
Женщина, вытиравшая волосы, резко вскинула голову. В её глазах — растерянность, испуг, удивление. Никита быстро понял: да, сходство поразительное, но это не Валерия. Эта женщина стройнее, блондинка с короткой стрижкой, черты лица резче, губы — пышнее.
— Ваша жена? — переспросила она странно, с какой-то странной интонацией. — Сочувствую… Меня зовут Катя. А Лера… была моей сестрой.
Никита пошатнулся. Сердце будто провалилось куда-то вниз.
— Сестрой? Но… У неё не было сестры!
— Была, — горько усмехнулась Катя. — Просто мы не афишировали это.
— Но… почему? Как так?
— Да, всё непросто, — вздохнула она, натягивая пляжное платье. — А вы что тут делаете?
— С сыном отдыхаем, — ответил Никита, вдруг вспомнив, что оставил Сашу одного. Он оглянулся — и увидел мальчика. Тихого, внимательного, замершего. Он уже понял: это не мама.
— Вы не моя мама, — тихо сказал он.
— Нет, малыш, — мягко ответила Катя. — А вы… Может, поговорим? Наверное, нужно всё обсудить.
Они устроились за столиком в пляжном кафе. Никита сначала хотел увести сына, но передумал. Саша пережил смерть матери, он достаточно зрелый, чтобы понять серьёзный разговор.
— Начну я, — сказала Катя. — Потом задавайте вопросы.
История началась почти тридцать лет назад. У супругов Ивановых, проживших пять лет в браке, разрушились отношения. Они решили развестись — и пришли к странному, почти жестокому соглашению: каждому взять одну дочь. Мать Валерии уехала далеко, отец Екатерины остался на Черноморье. Девочки росли врозь.
Родители не запрещали им общаться, но и не поощряли. Иногда сёстры переписывались, даже встречались пару раз. Но со временем стали чужими. Катя знала, что сестра вышла замуж, родила сына. У неё самой ни семьи, ни детей не было. Она работала косметологом, Валерия — бухгалтером. На похоронах сестры Катя не была — не успела, да и не считала нужным.
Никите было тяжело это слышать. Он не мог понять: как так — ни жена, ни тёща ни разу не упомянули о сестре? А родни больше не было: мать Валерии выросла в детдоме, после развода порвала все связи.
— Надеюсь, — добавила Катя, — вы не станете упрекать меня, что я не приехала на похороны?
— Нет, — честно ответил Никита. — Вы не были обязаны. Но… вам никогда не хотелось увидеть сестру? Познакомиться с племянником?
— Рискую показаться вам чёрствой, но нет, — грустно улыбнулась она. — Но раз уж мы встретились… Если думаете, что это пойдёт ему на пользу, — она кивнула на Сашу, — могу сходить с ним куда-нибудь. На аттракционы, в зоопарк…
— Думаю, это хорошая идея, — кивнул Никита.
Они поговорили ещё немного. Никита осторожно спросил о своём тесте — и узнал, что тот умер от сердечного приступа. Так же, как и мать Валерии. Два человека, когда-то разлучённые, ушли из жизни почти одновременно. «Что за злая ирония», — подумал Никита. А вдруг, живи они, они бы однажды простили друг друга? Вдруг бы снова стали семьёй?
В этот день больше гулять не хотелось. Они вернулись в отель, спустились только на полдник и ужин. А на следующее утро, после разговора с Екатериной, Никита объявил сыну:
— Сегодня поедем в парк аттракционов.
Это была очень тёплая, почти домашняя прогулка. Никита ожидал неловкости, но её не было. Он и Катя разговаривали легко, будто знали друг друга годами — так естественно и непринуждённо текла беседа. А в парке, когда они стояли у прилавка с мороженым, произошло нечто, что изменило всё.
— Держите, — улыбнулась продавщица, протягивая три эскимо, — маме, папе и сыночку!
— Мы… мы не вместе, — поспешно сказал Никита.
— А-а, — протянула женщина, а потом, мгновенно сделав вывод, игриво подмигнула Кате: — Ну, не тяните с этим, молодые!
И в этот самый момент Никита ощутил нечто странное — будто внутри что-то щёлкнуло. Он посмотрел на Катю по-новому. Не как на сестру умершей жены, а как на женщину. И впервые задумался: а что, если она может стать частью его жизни? Да, сходство с Валерией, конечно, сыграло свою роль — лицо, черты, жесты… Но дело было не только в этом. Во время прогулки в голову лезли мысли: ведь они сестры-близнецы. Генетически почти идентичны. Разве не может быть, что где-то глубоко внутри, за внешними различиями, за разным воспитанием и жизненным выбором, в Кате живёт та же доброта, забота, та же тяга к семье, что была у Леры?
А что, если, — впервые всерьёз подумал Никита, — это не случайность? Что если их встреча — не просто совпадение, а шанс? Шанс для Саши — обрести кого-то, кто будет ему как мать. Шанс для него самого — снова почувствовать себя не одиноким. Может быть, именно Катя — та, кто призван заполнить пустоту, оставленную Валерией? Да, ей нужно время. Но разве это повод отказываться от возможности?
Он решил действовать.
До конца отпуска оставалась больше недели — время, достаточное, чтобы что-то изменить. И они начали встречаться почти каждый день. Гуляли по набережной, заходили в кафе, играли в парке. Никита подарил Кате цветы. А однажды, оставив Сашу в детской комнате отеля, он пригласил её в уютное кафе — и прямо с порога сказал главное:
— Давай поженимся.
— Что?! — Катя посмотрела на него, будто он сошёл с ума. — Ты серьёзно? Мы почти не знаем друг друга! Это безумие! Нет, невозможно!
— Я понимаю, что это может звучать резко, — спокойно сказал Никита. — Но ты должна меня выслушать.
Он говорил о близнецах, о том, что, несмотря на разный путь, у них могли сохраниться общие черты характера. О том, что она не могла быть равнодушна к Саше, раз проводит с ними столько времени.
— Зачем бы ты это делала, если бы тебе было всё равно? — спрашивал он. — Может, это судьба? Шанс начать всё сначала? Семью… Настоящую семью?
В его голове крутилась одна навязчивая мысль: он не может представить рядом с собой другую женщину. Только её. Только Катю. Даже если она — не совсем Лера. Даже если это иллюзия. Он уже не мог остановиться.
— Вот уж не думала, что дойдёт до этого, — мрачно усмехнулась Катя. — Хочешь знать, зачем я с вами общаюсь? Стыдно стало. Да, просто совесть замучила. Все эти годы я ни разу не поинтересовалась, как жила моя сестра. Как жил её сын. Я понимаю — это не исправить. Но, может, хотя бы немного искупить? Подарки Саше на день рождения, пару раз в год переписка… Может, встретимся, когда снова приедете…
— Этого мало, — твёрдо сказал Никита. — Мне нужно больше. У нас есть шанс, Катя! Стать семьёй. Я уверен, что если бы Лера могла нас видеть, она бы одобрила. Она бы хотела, чтобы мы не оставались одни…
— Стоп! — резко подняла руку Катя. Она поманила официантку, бросила взгляд на счёт, заплатила и встала. — Я не хочу продолжать этот разговор. И, честно говоря, не думаю, что нам стоит дальше встречаться. Хватит.
— Катя! — бросился он за ней.
Он догнал её у выхода. Просил прощения. Говорил, что понял — слишком давит, слишком торопит. Обещал быть терпеливее. Катя колебалась, но в конце концов согласилась на ещё несколько встреч.
В оставшиеся дни они виделись. Было тише, осторожнее, но всё же — вместе. Перед отъездом Катя предложила отвезти их в аэропорт. Никита согласился.
По дороге они снова заговорили о прощании. Накануне Катя вновь сказала, что не видит между ними будущего.
— Мы с сестрой всегда были разными, — повторила она. — Я рада, что она была счастлива, но я… я не хочу повторять её путь.
Никита сжал руль. В груди стояла тяжесть. Он не мог смириться. Не мог представить, как вернётся в пустую квартиру, как снова будет только с сыном. Как проживёт годы в одиночестве.
— Послушай, — не выдержал он, — то, о чём мы говорили вчера…
— Знаешь, — перебила она, голос дрожал, — я начинаю жалеть, что вообще заговорила с тобой на пляже. Я всё объяснила. Мы не сможем быть вместе.
Она не успела закончить.
Из-за поворота с рёвом вылетел грузовик, мчащийся на полной скорости. Катя вскрикнула, инстинктивно рванула руль, пытаясь уйти от столкновения. Машина занесло, юзом пошла вбок… Удалось почти. Почти.
Но этого «почти» не хватило.
И в следующее мгновение — тьма.
Воспоминания возвращались к Никите обрывками — как разрозненные кадры старого фильма, где цвета слишком яркие, а звуки — искажённые. Вот автомобиль с грохотом сносит в сторону, и он инстинктивно бросается закрывать собой Сашу. Вот — скрежет рвущегося металла, звенящий в ушах, как будто не собирается прекращаться никогда. Он пытается вырваться из искорёженного салона, где разливается резкий запах бензина. А рядом — Екатерина. Она, чудом не пострадавшая, стоит на обочине, держится за голову, плачет… Но не делает ни шага к ним. Он тянется к ней, просит о помощи — и получает только безмолвие в ответ.
Позже, в больнице, узнав, что Саша жив и, к счастью, отделался лишь лёгкими ушибами, Никита с неожиданной лёгкостью простил Катю. Он рассуждал: она была в шоке. Конечно, она хороший человек — просто не справилась с потрясением. Врачи сказали, что она потеряла сознание от сильнейшего нервного срыва и удара головой. У неё были все основания не справляться с собой. Никита не мог винить её за это.
Но… он был ошеломлён, когда узнал, что через несколько дней, как только её состояние стабилизировали, Катя просто ушла из больницы. Не пришла ни к нему, ни к Саше. Не спросила, как они. Не оставила ни слова.
«Неужели мы ей настолько безразличны?» — снова и снова спрашивал себя Никита. — «Нет, быть не может…»
Потом он позвонил родителям. Не собирался — не хотел тревожить, но слова сами сорвались.
— Сынок! — голос матери был таким пронзительным, что он отстранил телефон. — Как же так?! Ты живой?
— Ну, раз говорим — значит, живой, — слабо усмехнулся он. — Не переживайте, всё будет хорошо. Я уже почти поправился. Домой вернёмся, всё как надо.
Он настаивал, чтобы они не приезжали — справится сам. Потом связался с работой. К его облегчению, там отнеслись с пониманием.
На следующий день в палату ворвалась Юлия — запыхавшаяся, с растрёпанной косой и авоськой, набитой апельсинами и яблоками. Как она успела прилететь и купить всё — оставалось загадкой.
— Держи, витамины, — улыбнулась она, ставя фрукты на тумбочку. — Апельсины — к выздоровлению, это у нас такая примета.
— Впервые слышу, — усмехнулся Никита, но тут же подумал: «Надо бы поделиться с соседями — нам с сыном не съесть».
— Мама всё рассказала, а мне стыдно стало, — объяснила Юля.
— А я благодарен, что ты знаешь, — ответил он.
— Лежи, лежи, — она поправила подушку, — сейчас будет удобно.
— Спасибо, но не обязательно…
— Обязательно! — погрозила она пальцем. — Вы пострадали… Как ты один справишься? Придётся меня терпеть!
Никита улыбнулся. Он восхищался: как у такой умной, воспитанной, красивой девушки хватает сил и душевного тепла заботиться о них — о чужих людях? Могла бы жить для себя. А она — здесь, каждый день, с едой, с разговорами, с поддержкой.
В следующие дни Юля была рядом. Улаживала вопросы с врачами, приносила вкусное, отвлекала Сашу, не давала унывать.
Никита с благодарностью принимал это. Но с каждым её визитом он всё больше задумывался: она — невероятная женщина. В ней было всё, что он когда-то мечтал видеть в жене. И впервые он понял: а вдруг он уже влюбился? Или просто раньше чувства были погребены под слоем горя?
Он искренне жалел водителя грузовика — тот пережил ужас, но, к счастью, пострадал меньше их.
А потом пришла Катя.
Она вошла в палату, будто ничего не случилось. Подвинула табурет, но передумала садиться. Стояла, сжав ручку сумки.
— Мне нужно извиниться…
— Не надо, — качнул головой Никита. — Это в прошлом.
— Хорошо, — кивнула она. — Тогда скажу прямо: больше мы не увидимся. Мы разные. Ты — с сыном, я — своей жизнью. Прощай. Удачи.
— Постой! — он протянул руку. — А Саша? Он — сын твоей сестры! Ты не можешь просто отказаться от него!
— Почему нет? — холодно подняла бровь Катя. — Я могу. И буду жить дальше. Может, выйду замуж, рожу детей… Но зачем мне чужой ребёнок? Я понимаю, у тебя горе… Но не навязывай его мне.
И она ушла.
Никита долго не мог осознать услышанное.
И тут в палату вновь вошла Юля — с пакетами, контейнерами, улыбкой.
Глядя на неё — такую тёплую, заботливую, домашнюю, — он вдруг понял: вот она, настоящая мать для Саши. Вот она — женщина, с которой можно построить семью.
— Юля! — выпалил он, не дожидаясь предисловий. — Выйдешь за меня?
Свадьба была скромной. Ни банкета, ни ресторана — только домашнее чаепитие. Платье Юлии — белое, но простое, будто для летней прогулки. Сама идея — без шума и трат — была её.
— Ты только из больницы, — сказала она. — И с деньгами непросто. Зачем тратиться? Я и так счастлива.
Началась семейная жизнь. Юля готовила вкусно, как Лера. Поддерживала порядок. Водила Сашу в сад, в поликлинику, училась с ним писать, покупала игрушки. Она была доброй, заботливой, терпеливой — идеальной мачехой.
Иногда они ходили в гости, и люди говорили: «Какая у вас замечательная пара!»
Но родители Никиты не приняли её. Не ругали — но и не считали своей. О признании Саши как внука он уже не смел мечтать.
Жизнь шла. Недели превращались в месяцы. Всё было хорошо… Но в сердце Никиты — пустота.
Он понял: он не любит Юлю.
Он ценил её, уважал, был благодарен. С ней было комфортно, спокойно, удобно. Но сердце не замирало, когда она входила в комнату.
Однажды он сказал:
— Давай спать в разных комнатах. На работе устаю, нужно высыпаться.
— Конечно, — ответила она легко, будто он попросил добавить лука в суп.
А однажды, придя в детсад, он увидел Юлю — она смеялась с поваром Женей. И Никита… ничего не почувствовал. Ни ревности, ни боли. Только подумал: «Как ей идёт эта улыбка».
Тогда он впервые серьёзно задумался: а не ошибка ли их брак? Может, они оба хотели добра, но пошли по неверному пути?
Если бы у них было время, он бы поговорил с ней. Может, даже обратился к психологу.
Но времени не было.
Однажды, когда он был один (Юля с Сашей гуляли), в дверь постучали.
На пороге стояла Катя.
— Ты? — опешил Никита.
— Можно войти? — спросила она, поразительно похожая на ту, кого он любил.
Он пропустил её.
— Прости, что не предупредила, — нервно улыбнулась она. — У меня… всё изменилось.
Она рассказала: почти вышла замуж, но жених отказался, узнав о диагнозе — бесплодие.
— Я поняла, как ошибалась, — всхлипывала она. — Когда узнала, что ты женился… Я была рада. Думала, ты счастлив. Но потом… поняла: наша встреча — знак. Это должен быть ты. Я — родная сестра Леры. Я могу стать настоящей мамой Саше. А ты… ты должен развестись с Юлей. Это единственный правильный путь.
Никита был ошеломлён.
Но в её словах была логика.
Может, она права? Может, это судьба?
В этот момент в замке зазвенели ключи.
— Мы вернулись! — весело сказала Юля. — Купили эклеры и конструктор! Соберём вместе?
Они вошли на кухню. Остановились.
Никита встал, пытаясь что-то сказать.
Он должен был придумать оправдание. Выгнать Катю. Поговорить с Юлей позже.
Но он замер.
А Катя — не сдержалась. Выложила всё.
Юля побледнела.
— Уходи, — сказала она твёрдо, хотя голос дрожал. — Дело не в том, что он мой муж… Иногда я сама жалею, что вышла за него. Но это — мой дом. Ты пугаешь ребёнка. Уходи. Сейчас.
Катя хмыкнула, бросила Никите многозначительный взгляд — «Ты знаешь, что делать» — и вышла.
Саша в истерике зарыдал.
— Она злая, — сквозь слёзы шептал он. — Совсем не похожа на маму…
Юля взяла его на руки, увела в ванную, потом — к чаю, к мультикам. Только вернувшись, посмотрела на Никиту — холодно, устало.
— Нам нужно поговорить, — сказала она без эмоций.
— Да, — тяжело кивнул он.
В этот момент он был готов отдать всё за машину времени — вернуться и не открывать дверь.
Но в глубине души шевелилась мысль: а вдруг Катя права? А вдруг это — не ошибка, а необходимость? А вдруг он просто не имеет права сопротивляться тому, что должно случиться?
И наконец Никита собрался с духом и сказал всё. Всё — без утайки. Он открыл Юлии свои надежды, сомнения, боль и страх. Главное — он произнёс то, что до этого не мог выговорить даже про себя:
— Мне кажется, я не люблю тебя, — сказал он тихо, но честно. — Ты слишком хорошая, чтобы я мог обманывать тебя. И у меня нет права делать тебя несчастной.
Юлия слушала молча. Не перебивала. Не смотрела на него, пока он говорил. А когда он замолчал — подняла глаза.
И этот взгляд пронзил его насквозь.
Сердце сжалось, будто кто-то сжал его в кулаке.
— А я думала, что люблю тебя, — сказала она. — И я не глупая. Я понимала, что ты… ко мне не так относишься. Как ты сказал — «кажется, ничего не чувствуешь». Это обидно, понимаешь? Да, обидно! Я всё время спрашивала себя: в чём моя ошибка? Что я делаю не так? Ведь это ты предложил мне руку и сердце. Ты сам! Так почему не получилось? Почему?
Никита не мог ответить. Он просто покачал головой.
В этот момент он был готов отдать всё — любые деньги, любые мечты — лишь бы вернуть всё назад, лишь бы не быть причиной этой боли в её глазах.
Они говорили ещё долго. Без криков, без обвинений. Просто выговорились. И почти одновременно сказали одно и то же:
— Спешить нельзя.
— Если бы это касалось только нас, — вздохнула Юлия, — было бы проще. Но есть Саша. Давай хотя бы ради него пока будем делать вид, что всё в порядке? Пока не примем окончательное решение.
— Согласен, — кивнул Никита. — Это… очень мудро.
Он позвонил Кате и сказал, что ему нужно время.
А с утра следующего дня они с Юлией начали играть в «счастливую семью».
Как же это было тяжело. Каждый жест, каждое «доброе утро» — словно шаг по стеклу.
Но они держались. Ради Саши.
Только никто не думал, что Саша — не просто ребёнок, который «ничего не понимает».
Он видел всё.
Он молчал, не плакал, не задавал вопросов.
Казалось — он смирился.
Но на самом деле он просто боялся, что, если заплачет, мама с папой уйдут навсегда.
И однажды утром Юлия в панике схватила Никиту за руку:
— Саша пропал!
Они видели его вечером, когда он ложился спать. А утром его не было ни в комнате, ни в квартире.
Они бросились искать.
Нет в гостях у Мишки.
Нет на детской площадке.
Юлия разрыдалась. Никита едва удержал её на ногах.
«Всё будет хорошо», — бормотал он, сам не веря в эти слова.
Подошёл сосед.
— Что случилось?
Никита уже открыл рот, чтобы рассказать, как вдруг зазвонил телефон.
Это были родители.
— У нас, — голос матери дрожал. — Он пришёл к нам. Зареванный, грязный, в одном кроссовке… Сказал, что теперь будет жить с нами.
— Мама, мы уже едем! — закричал Никита.
— Да уж, было бы неплохо, — огрызнулась Тамара. — И жену свою возьми. У нас с вами серьёзный разговор.
Ты хоть представляешь, сколько он шёл? Через полгорода! А если бы его кто-то… Да мало ли что могло случиться?!
Никита стоял, опустив голову.
Мать отчитывала его. Отец — поддерживал.
А Саша уже сидел на диване, смотрел мультики, ел конфеты, которые бабушка высыпала ему в ладонь, как будто всю жизнь только и мечтала его обнять.
— Он всё рассказал, — сказал отец. — И знаешь, сын… Я не думал, что ты можешь довести ребёнка до такого. У тебя что, совести нет?
— Мам, пап, — выдохнул Никита, — дайте мне объяснить!
— Попробуй, — сказали они хором.
И было ясно: убедить их будет нелегко.
Юлия молча сидела в стороне.
Пока свекры не обратились к ней.
Тогда начался настоящий разговор. Четыре взрослых, один ребёнок, и вся правда — на столе.
Никита никогда ещё не чувствовал себя так потерянно.
Как будто его вырвали из привычной жизни и бросили в чужой мир, где всё перевёрнуто с ног на голову.
Родители выслушали. Переглянулись.
И снова впились в него взглядами.
— Всё ясно, — сказал отец. — Ты не знаешь, чего хочешь, и готов испортить всё, что у тебя есть.
— Ладно, это твоё дело, — махнула рукой мать. — Ты взрослый. Но ребёнок…
— Наш внук, — добавил отец.
— Пусть у нас остаётся, — закончила мать. — Не будет он терпеть эту неопределённость. Вы решили трясти ему нервы — так он не малыш, он всё понимает! Пока ты там выбираешь, кого любить — Юлю, Катю, или ещё кого-то — Саша будет жить с нами.
А там посмотрим, — строго добавил отец, — стоит ли его вообще тебе возвращать. Мы не позволим, чтобы его какая-то мачеха мучила!
Никита стоял, как громом поражённый.
Его родители, которые годами почти не общались с внуком, теперь защищали его, как львы.
Что изменилось?
Он не понимал.
Но чувствовал — это настоящая любовь. Наконец-то.
И в этот момент он понял кое-что ещё.
Что он сам — запутался.
Что Катя — не спасение, а иллюзия.
Что она пришла к нему не из любви, а из отчаяния.
Не потому что он нужен ей, а потому что он — удобный выбор: у него уже есть сын, он не требует от неё детей, и она похожа на ту, которую он потерял.
А главное — он вдруг осознал:
Он любит Юлю.
Да, не с первых дней, не с огня и страсти.
Но с той тихой, глубокой любовью, которая растёт в тишине, в утреннем чае, в её улыбке, в том, как она гладит Сашу по голове перед сном.
Он просто не замечал её.
Он был занят своими сомнениями, своим горем, своей ностальгией.
И чуть не упустил самое главное.
Он уже открыл рот, чтобы всё сказать, как мать жестом остановила его:
— Помолчи, сынок. Мы устали. В нашем возрасте такие потрясения — не шутка.
Пусть Саша поживёт с нами. Юлия сказала, что хочет съехать.
Значит, всем нужно время.
Подумайте.
А потом — решайте.
Никита кивнул.
Хотелось кричать: «Нет! Я всё решил! Я хочу быть с ней!»
Но он понял — им действительно нужно время.
И он ушёл.
А когда вышел за ворота, остановился.
Достал телефон.
Позвонил Кате.
— Привет, — сказал он, не давая ей заговорить. — Больше не приближайся к моей семье. Никогда. Иначе я не отвечу за себя.
Завершил вызов.
Заблокировал номер.
И развернулся.
Повернул обратно к дому родителей.
— Ты чего? — удивилась Юлия, когда он вошёл.
— Я не хочу больше ни одного дня терять, — сказал Никита. — Я всё решил.
Я хочу быть с тобой.
Я люблю тебя.
Может, тебе трудно в это поверить после всего, что я натворил…
Но дай мне шанс.
Я докажу, что могу быть хорошим мужем.
А Саша…
Наш Саша…
Для него нет и не будет мамы лучше, чем ты.
И я люблю вас обоих.
И вы — моя семья.
Он повернулся к родителям:
— Я знаю, у нас было многое не так.
Но я хочу всё начать заново.
С вами.
С ней.
С ним.
И я верю — теперь у нас всё получится.
Это был удивительный день.
День, когда разрушенная семья решила стать одной.
Екатерина больше не появлялась.
А через год Никита и Юлия подарили Саше сестрёнку.
И когда он впервые держал её на руках, он шепнул:
— Вот она, настоящая семья.
И больше я её не отпущу.