Дождь за окном был не стихией, а состоянием души. Он монотонно стучал по подоконнику ее хрущевки, сливаясь в один нескончаемый унылый день с тысячью других таких же дней. Рита стояла у плиты, помешивая макароны. Пахло дешевым сыром и сосисками – запах выживания, знакомый до тошноты.
Она растила сына одна. Муж, вернее, тот, кто когда-то им был, ушел больше десяти лет назад, оставив после себя не память, а финансовую яму. Его имя – Максим – стало в ее лексиконе синонимом слова «предательство». Он ушел аккуратно, по-бизнесовому: забрал свой дорогой костюм, часы и машину, тщательно упаковав все в багажник своего «Лексуса». Оставил Риту с неоплаченной ипотекой за двушку на окраине и сыном, который в тот день плакал от колик. За все эти годы он ни разу не пришел, не позвонил, не прислал открытку на день рождения. Лишь банковский перевод на скромную сумму раз в месяц напоминал, что у ребенка есть биологический отец. Чек вместо любви. Алименты вместо отцовства. Он был кристально чист перед законом. Так он сам о себе говорил.
Ее мама, Надежда Петровна, любила вздыхать, глядя на ее жизнь: «Наверное, не одну дурочку уже осчастливил, как тебя. Так и будет бегать от ответственности, пока мужскую силу не потеряет. И скорее бы уж. Говорила, не бери ипотеку. Не послушалась. Теперь всю жизнь будешь работать на банк». Горькая ирония заключалась в том, что именно родители когда-то настаивали на этой ипотеке, убеждая, что это — «вложение в будущее». Будущее оказалось серым и бесконечно долгим.
Так и шла ее жизнь – от аванса до зарплаты, от одной работы до другой. Днем – бухгалтер в небольшой конторе, вечером – оператор в кол-центре. После второй смены, отупевшая от усталости и чужих жалоб, она заходила в «Эконом» у дома и плелась к своему подъезду, мечтая лишь об одном: поскорее скинуть тяжелые пакеты, сбросить стоптанные балетки, сесть на диван, вытянуть ноющие ноги и закрыть глаза. Хотя бы на пять минут.
Она чувствовала себя ломовой лошадью. Такие в городском парке катают детей. Им заплетают гривы пестрыми косичками, украшают голову дешевым блестящим султаном, накрывают яркой, но потрепанной попоной. И идут они медленно и понуро, глядя в землю усталыми, ничего не выражающими глазами, неся на своей согнутой спине очередного счастливого ребенка. Примерно так же ощущала себя и Рита. Ее жизнь была замкнутым, бесконечно повторяющимся кругом: работа-магазин-дом-сон. И снова сначала.
Одежду она покупала в том же «Экономе» — удобную, немаркую, практичную. Серые брюки, темные кофты, бесформенное пальто. Новое платье, купленное по случаю три года назад, висело в шкафу и ждало своего «особого дня», который все не наступал, постепенно устаревая и выходя из моды.
В тот вечер Рита шла и думала о том, что дома, наверное, кончился хлеб, что нужно не забыть проверить у Лёши уроки, что пора бы уже поменять давно протекающий кран на кухне… Объемная сумка-хобо болталась на плече, оттягивая его к земле. Одной рукой она придерживала ее, а другой несла тяжелый, набитый до отказа сетчатый пакет. В голове уже готовился ужин – те самые макароны с сосисками.
А какой она была раньше! Густые каштановые волосы, которые ветром разносило по плечам, яркий блеск в карих глазах, заразительный смех. Фигура у нее и сейчас была – хоть куда, но кто видел ее под мешковатой одеждой? Как все девушки, она мечтала о любви. И она пришла к ней в лице улыбчивого, напористого Максима. Как было не влюбиться? Он говорил шепотом такие слова, от которых кружилась голова, рисовал картины их общего будущего: большая машина (обязательно «Инфинити» или, на худой конец, «Лексус»), двое детей, путешествия. Машину он купил. На ней же и уехал в свое «светлое будущее», которое почему-то оказалось совместимо только с ним одним.
Рита смотрела под ноги, перепрыгивая через лужи. Стоило зазеваться – и можно было либо промочить ноги, либо подвернуть каблук на разбитой брусчатке. Нужно было еще и успеть отскочить от края тротуара, чтобы какого-нибудь лихача не окатило грязной водой из-под колес.
— Рита! Рита, подожди!
Чей-то настойчивый голос заставил ее очнуться от тягостных раздумий. Перед ней, перекрывая дорогу, стояла удивительная женщина. Стройная, в стильном пальто цвета беж и сапогах по колено, с шикарной сумкой через плечо. От нее пахло дорогими духами, морозом и другой, роскошной жизнью.
Рита вгляделась и едва не ахнула. — Соня?
Это была она, Соня, с которой они сидели за одной партой все десять школьных лет. Та самая Соня, которую дразнили «синим чулком» и которая скрывала свою худобу под мешковатыми свитерами. Теперь же она выглядела так, словно сошла со страницы глянцевого журнала. Идеальный макияж, укладка, уверенная осанка. Рита инстинктивно попыталась втянуть голову в плечи, ощущая всю убогость своего старого пуховика и стоптанных сапог.
— Боже, как я рада тебя видеть! — искренне, как показалось Рите, воскликнула Соня. — Примчалась к маме на недельку, а никого из старой гвардии не найти! Все разъехались, кто куда. Рита, ну как ты? Как жизнь?
«Разве по мне не видно?» — пронеслось в голове у Риты. Она чувствовала себя старой, помятой тряпкой рядом с этим блестящим существом.
— Нормально, — выдавила она. — Как все. Работаю, живу.
— Замужем? — с искренним интересом спросила Соня.
— Нет… Развелась. Давно. Живу с сыном. А ты?
Лицо Сони озарила блаженная улыбка. Она даже прикрыла глаза, словно от яркого солнца. — А я… Я вышла замуж. За испанца. Живу в Барселоне. Представляешь? Солнце, море, sangria! Слушай, я тебя так просто не отпущу. Давай посидим где-нибудь! Выпьем кофе. Или веди меня к себе! Где ты живешь-то?
— Да тут… недалеко, — растерянно проговорила Рита. — Только у меня полный бардак. И посуда с вечера не помыта…
— Ерунда! Я ко всему привыкшая. Я же русская! — рассмеялась Соня и уверенно взяла Риту под руку, повелительно направляя ее к знакомому подъезду.
Рита с дрожью в руках вставила ключ в замочную скважину. Дверь со скрипом открылась.
— Лёш, ты дома? У нас гостья! — крикнула она в прихожую.
Из комнаты вышел высокий, симпатичный парень с умными глазами. Он с любопытством посмотрел на незнакомую женщину.
— Ого! — воскликнула Соня. — Это твой сын? Да ты красавец! В кого же ты такой? В каком классе учишься? Куда поступать будешь?
— В десятом. Еще не решил, — немного смущенно ответил Алексей. — Мам, посуду я помыл. Пойду, уроки доделаю.
Он кивнул и скрылся в своей комнате.
— Надо же, какой самостоятельный, — в голосе Сони явственно послышались нотки зависти. — А у тебя есть дети? — спросила Рита, распираемая внезапной гордостью.
— Нет, — тень пробежала по идеальному лицу Сони. — Муж намного старше. У него уже взрослые дети от первого брака. Он говорит, что не хочет снова нянчиться с пеленками и бутылочками.
Пока Рита на скорую руку доделывала ужин, Соня, развалившись на стуле на крохотной кухне, живописала прелести жизни в Каталонии: тапас, коррида, прогулки по бульвару Рамбла.
— А почему развелась? — наконец, спросила Соня, отхлебывая чай. — Муж пил? Бился?
— Нет, — покачала головой Рита. — Не пил. Пока Лёша не родился, все было более-менее. А потом… Ребенок плохо спал, постоянно болел. Я сидела в декрете, а у нас висели ипотека и кредит на ту самую машину. В общем, он сказал, что не выдержал такого давления, устал и хочет свободы. Уехал на своей машине. Так я его больше и не видела.
— Вот же тварь! — вырвалось у Сони. — Бросить женщину с малышом и долгами!
Рита не стала вдаваться в подробности тех кошмарных месяцев, когда она металась между работой, больницами и банками, боясь пропустить очередной платеж. Не стала рассказывать, как родители, сами жившие на скромную пенсию, отдавали последнее, лишь бы внук и дочь не остались на улице. Поймет ли ее эта ухоженная женщина с сумкой за ползарплаты?
— Ничего, подруга! — энергично сказала Соня, хлопнув ладонью по столу. — Твоя черная полоса закончилась. Я это чувствую! У нас в Испании полно одиноких мужчин. Не мальчиков, конечно, а в возрасте. Но еще вполне крепких и очень желающих жениться на русской женщине. Они нас обожают! Что я тебе рассказываю? Сама знаешь, какие мы: и в горящую избу, и коня на скаку! У нас с мужем куча знакомых. Я через три дня улетаю назад и сразу же займусь твоим вопросом!
— Да куда уж мне… — горько усмехнулась Рита. — Я же с прицепом. РСП.
— Это что еще за зверь? — удивилась Соня.
— Так некоторые мужчины называют одиноких мам. «Разведенка с прицепом». Узнают, что ребенок есть – сразу интерес пропадает.
— Какая чушь! — фыркнула Соня. — Лучше быть РСП, чем БСЖ!
— А это? — не поняла Рита.
— «Бросил своего ребенка». Вот это – клеймо. Таким козлам его на лбу нужно выжигать!
— А в Испании разве не бывает таких? — уточнила Рита.
— Бывают, куда ж без них. Мужики везде мужики. Но твой-то сын уже почти взрослый! Ты идеальная кандидатура. Через три дня я уезжаю и с головой погружаюсь в твой вопрос. Скайп есть? Отлично! Выпьем за твою новую жизнь!
Рита достала из холодильника бутылку полусладкого вина, оставшуюся с ее прошлого дня рождения. Они чокнулись. От вина и внезапной надежды у Риты защемило в висках.
— Только тебе нужно немного преобразиться, — окинула ее критическим взглядом Соня. — Прическу сменить, немного косметики, обновить гардероб.
Рите было стыдно признаться, что денег у нее впритык и тратить их на «тряпки» – непозволительная роскошь.
Соня уехала, а Рита осталась ждать. Она ждала с замиранием сердца. Она уже рисовала в воображении, как уволится с обеих работ, как будет жить в большом доме у моря с внимательным, щедрым мужем, как Лёша поедет учиться в лучший европейский университет… Она даже начала чаще улыбаться. Послушавшись Сони, она сходила в парикмахерскую, купила в долг два модных платья и туфли на каблуке. «В себя нужно инвестировать, дорогая! Мужчины любят ухоженных женщин», — звучал в уха голос подруги.
Но неделя прошла, потом другая, третья. Звонков не было. На четвертой неделе Соня наконец-то отозвалась.
— Нашла! — радостно сообщила она по скайпу. — Не Крис Хемсворт, конечно. Чуть за пятьдесят. Но зато у него свой бизнес, продуктовый магазин! Завтра нарядись к вечеру, я организую звонок. Ты ведь испанский не учила? Я так и знала. Ладно, буду вашим переводчиком. До завтра!
— Ты что, за испанца собралась? — раздался из-за спины голос.
Рита не заметила, как Алексей вошел в комнату.
— Не знаю еще. А ты что против? — попыталась она пошутить.
— Мне и здесь нормально. Запудрила тебе мозги эта твоя Соня. Ладно, мы ужинать сегодня будем? А то макароны уже приелись.
— Ой, прости, солнышко, сейчас все будет!
Весь следующий день Рита провела в состоянии, близком к истерике. А вдруг не понравится? Уложила волосы, надела новое платье, натянула неудобные туфли и уселась перед компьютером в комнате сына, выставив его с планшетом на кухню.
В назначенное время звонка не последовало. Рита уже хотела переодеться в засаленный халат, как вдруг зазвучал надрывный сигнал скайпа. Она натянула на лицо самую приветливую улыбку и приняла вызов. На экране возникло лысое, обветренное лицо мужчины, которому было явно далеко за шестьдесят. Рядом в отдельном окошке возникла улыбающаяся Соня.
Рита выучила приветствие на испанском и бойко его выпалила. Незнакомец широко улыбнулся, показав желтые зубы, и затараторил что-то очень быстро.
— Ты ему понравилась! — перевела Соня. — Он сказал, ты очень красивая. Его зовут Хосе. Запоминай. Упоминай его имя в разговоре, ему это льстит.
Разговор был странным и неловким. Потом Хосе исчез с экрана, и Соня перешла на шепот: — Он в восторге! Хочет приехать.
— Ко мне? — опешила Рита. — Я думала, я к нему…
— К тебе, конечно! У тебя ведь загранпаспорта нет. А делать его – времени море. А он не хочет ждать. Не бойся, он ненадолго, на день-два. Скажи честно, он тебе понравился?
— Ты говорила «чуть за пятьдесят», Сонь. Ему на вид все семьдесят! — прошептала Рита в микрофон.
— Ну и что? Ты хочешь в Испанию или нет? Передумала?
— Нет-нет, я согласна, — торопливо выдохнула Рита, чувствуя, как по спине бегут мурашки стыда и отчаяния.
Она стала лихорадочно готовиться к визиту Хосе. Снова влезла в долги, закупив деликатесов в супермаркете. Алексей, заглянув в холодильник, ухмыльнулся: — Пусть твой испанец почаще приезжает. Хоть поем как человек.
Через неделю Рита, поборов дикий стыд, встречала Хосе в аэропорту. Сына она отослала к бабушке, строго наказав молчать о ее «планах».
Говорили на ломаном английском и языке жестов. Хосе оказался навязчивым и панибратским. Рита боялась, что он захочет остановиться у нее, но он, к ее облегчению, поехал в гостиницу. Они ужинали в ресторане. Когда он намекнул, что неплохо бы подняться в номер, Рита, краснея, отказалась: «Tomorrow!» — пообещала она ему. Всю дорогу домой в душном автобусе она придумывала, как избежать этого «завтра».
Избежать не удалось. Хосе был настойчив и обидчив. За ужином в ресторане Рита выпила слишком много красного вина, пытаясь заглушить внутреннее отвращение и панику. В номере она сразу заперлась в ванной. Когда вышла, дрожа от страха, Хосе уже храпел на кровати, раскинувшись в одном белье. Волна облегчения накатила на нее с такой силой, что она едва не заплакала. На листке бумаги с логотипом отеля она написала (предварительно переведя в телефоне): «Спасибо за чудесный вечер. Мне нужно домой к сыну». Оставила записку на тумбочке и выскользнула из номора, как преступница. Уезжала на такси, глядя на уличные огни и чувствуя себя последней дурой.
На следующий день Хосе улетел. Алексей вернулся, и они устроили пир, доедая испанские деликатесы.
Через неделю позвонила Соня.
— Ну, подруга, с Хосе облом. В самолете познакомился с какой-то двадцатипятилетней стюардессой и, представляешь, влюбился! Собиарется жениться. Но ничего, у меня на примете есть еще один кандидат…
— Сонь, не надо, — тихо, но очень четко сказала Рита. — Никого больше не ищи. Я как-нибудь сама.
— Вот именно, что «как-нибудь», — фыркнула Соня.
Они поговорили еще несколько минут и положили трубки, обе чувствуя неловкость и взаимное недовольство. Больше Соня не звонила.
На следующий день Рита, чтобы не пропали зря купленные туфли и платье, надела их на работу. А что? Пусть хоть коллеги порадуются.
Целый день она бегала по офису, и к вечеру новые туфли натерли ей ноги до крови. С Хосе они передвигались на такси, а здесь пришлось ходить самой. Измученная, с тупой болью в ступнях, она плюхнулась на первую попавшуюся скамейку в сквере по дороге домой и с стоном сняла обувь. Кожа на пятках была содрана. Она мысленно ругала себя последними словами за свою глупость, наивность и доверчивость. Поняла, что обратно эти туфли уже не надеть. Придется идти босиком.
— Ноги натерли? — раздался над ней спокойный мужской голос.
Перед ней стоял не парень, а уже мужчина. Лет тридцати. С умными, немного усталыми глазами и добрым лицом. В нем не было навязчивости Хосе или гламурной наигранности Сони. Он был настоящим.
Рита, не в силах и не желая кокетничать, просто показала на свои окровавленные пятки. — Новые туфли. Решила похвастаться…
— Сидите, никуда не уходите, — сказал он решительно. — Тут рядом аптека. Вернусь через пятнадцать минут.
«Куда я уйду босиком?» — с горькой усмешкой подумала Рита.
Он вернулся ровно через четверть часа, запыхавшийся, с целой коробкой пластырей разных размеров и флакончиком перекиси. — Давайте, я помогу.
— Нет-нет, я сама, — поспешно сказала Рита, но его забота была так ненавязчива и искренна, что она приняла помощь.
Потом она с трудом надела туфли и встала. Идти было больно, но терпимо.
Его звали Антон. Ему было тридцать четыре. Пока он провожал ее до самого дома, они разговорились. Он оказался IT-специалистом, только что переехавшим в этот район. Прощаясь, он попросил у нее номер телефона. Рита, уже не веря ни во что, дала.
Он позвонил на следующий день и пригласил ее в кино. Рита согласилась, но лишь для того, чтобы сразу расставить все точки над i. За чашкой кофе она выложила ему все: свой возраст, взрослого сына, историю с ипотекой и неудачным браком.
— Мне кажется, вам нужно найти кого-то помоложе и без такого багажа, — закончила она, глядя в свою чашку.
— Вы мне понравились, — просто сказал Антон. — И разница в четыре года – это ничего. И с «багажом», как вы выразились, я готов познакомиться. Давайте просто попробуем. Ходить в кино, гулять. Узнавать друг друга. Идет?
Они стали встречаться. Ходили не только в кино, но и на выставки, в парки, в маленькие уютные кафе. Антон нравился ей все больше. Он был спокоен, надежен и по-настоящему интересовался ее жизнью.
Он понравился и Алексею. Они с первого же вечера, когда Антон зашел на чай, устроили дискуссию о новейших видеокартах и потерялись в комнате Лёши, оставив Риту на кухне счастливо улыбаться. Она спешила домой после встреч с Антоном и пыталась спрятать от сына сияющие глаза.
— Мам, хватит уже прятаться, — как-то сказал Алексей, застав ее за разглядыванием себя в зеркале. — Выходи за него замуж. Он хоть не древний, как твой тот… Хуан.
— Хосе, — поправила Рита. — И он не «мой». Ты серьезно?
— Абсолютно. Я уже почти взрослый, скоро в универ. А ты одна останешься. Он хороший.
Рядом с Антоном Рита будто расцвела заново. Она снова стала ярко одеваться, смеяться, заплетать волосы в сложные прически. Исчезла вечная усталость во взгляде, появилась энергия. Разница в возрасте и правда была смешной – всего четыре года.
Как-то раз позвонила Соня.
— Привет, дорогая! Ты хорошо выглядишь. Слушай, я того жениха тебе нашла! Ему пятьдесят три, владеет сетью баров…
— Снова? — рассмеялась Рита. — Не многовато ли мне для него будет? Сонь, спасибо, но я, кажется, сама справлюсь.
— Он в восторге от твоих фото! Я не вру!
— Соня, я, похоже, выхожу замуж, — сказала Рита, и сама удивилась этим словам.
А что? Почему бы и нет? Антон предлагал ей это уже месяц. Он нравился ей все сильнее. Рядом с ним она чувствовала себя не «РСП», не уставшей ломовой лошадью, а красивой, желанной женщиной. Она чувствовала его надежное плечо. И с ее сыном у них сложились самые теплые, почти отеческие отношения. Алексей явно нуждался в таком старшем друге. А что еще нужно для счастья?
Конечно, обжегшись на молоке, она теперь с опаской дула и на воду. Она понимала, что счастье может быть хрупким и недолгим. Но разве оно вообще бывает долгим? Оно бывает настоящим. Вот сейчас, в эту самую минуту, оно было. А что будет дальше – зависело только от них.
Антон уже третью неделю жил у них. Теперь Рита не плелась домой, а летела на крыльях, торопясь обнять двух самых любимых и самых главных мужчин в своей жизни. Она забегала в магазин уже не за дешевыми сосисками, а за свежими морепродуктами для пасты, которую обожал Антон. Ее жизнь перестала быть замкнутым кругом. В ней появилось направление. Вперед.