Месть наоборот.
Вечерний воздух в квартире был густым и сладким, как прокисший сироп, пропитанный запахом дорогих духов и лжи. Телефон на тумбочке завибрировал с назойливым, предательским упорством, разрывая искусственную негу, выстроенную двумя телами.
— Котик, опять твоя жена звонит. — Голос Алины, низкий и бархатный, звучал как ласковый укор, но в её глазах плескалось раздражение. — Сколько раз ей нужно повторять, чтобы она не беспокоила тебя в такие часы?
Дмитрий, которого она называла «котиком», с силой выдохнул, всем телом ощущая, как рушится хрупкий мирок этого вечера. Его пальцы сжались в кулак, а затем резко, почти яростно, схватили аппарат.
— Да! — его голос прорвался сквозь тишину не ответом, а рычанием раненого зверя. — Я занят, сама реши как-нибудь свои проблемы! Нет, не скоро вернусь! Да мне абсолютно всё равно, что у тебя там за беда приключилась! Оставь меня в покое! Всё! Отбой!
Он швырнул телефон на мягкое покрывало, как будто это был раскалённый уголь. Устройство отскочило и замерло в складках ткани, безмолвное и побеждённое. Дмитрий повернулся к Алине, и в его взгляде не осталось и следа от недавней ласки — лишь пустота и всепоглощающая усталость.
— Котик, — надула губки блондинка, проводя рукой по его спине, — поговори с ней серьёзно. Один раз и навсегда. Она ведь всё равно нам мешает. И вообще, пора её, наконец, бросить, как ты думаешь?
Эти слова, словно раскалённая игла, вонзились в самое сердце Дмитрия. Он резко вскочил с кровати, и его обнажённое тело вдруг показалось не символом близости, а воплощением беззащитной ярости. Скулы напряглись, выступили жёлваки, а в глазах вспыхнули молнии глухой, копившейся годами ненависти.
— Как вы мне все надоели! — прошипел он, и каждый звук был отточен, как лезвие. — И она, моя законная супруга, эта инвалидка-манипуляторша, жаждущая отмщения, эта озлобленная, ядовитая женщина! И ты, со своими дурацкими намёками, пустоголовая кукла! Не звони мне больше. Я сюда не вернусь.
Он сгрёб в охапку разбросанную по креслу одежду, уже в коридоре натягивая брюки и запихивая в карман рубашки ключи. Дверь квартиры Алины захлопнулась за ним с таким грохотом, что по стенам поползла тонкая паутинка трещин — не физических, но тех, что остаются в воздухе после человеческих бурь.
Он шагал по ночным улицам, вдыхая промозглый, несвежий воздух мегаполиса, и он казался ему целебным бальзамом. Он жаждал одного — уйти. Уйти подальше от проблем, от этого дома-аквариума, где он был на приколе, от жены, которая вот уже год держала его на коротком поводке шантажа. Он мечтал о месте, где нет ни страха, ни вечной, ноющей боли, ни этого томительного, высасывающего все соки ожидания.
— Скоро, — прошептал он самому себе, и его шёпот терялся в шуме машин. — Очень скоро у меня появится шанс уйти. Оставить все эти невзгоды позади. Навсегда.
Тем временем в своей квартире Кристина, жена Дмитрия, вовсе не рыдала и не ломала руки от отчаяния. На её лице расцветала медленная, безмятежная, по-кошачьи довольная улыбка. Она аккуратно, с наслаждением вывела в толстой записной книжке, обтянутой кожей, ещё одну аккуратную галочку. Лист был испещрён такими же отметками, будто она вела скрупулёзный учёт чему-то очень важному.
— Мне остался всего один день, — произнесла она вслух, и голос её звенел тихой, ликующей победой. — Завтра всё закончится! Моя месть, мой изысканный десерт, наконец-то настоялась. Пора подавать его к столу.
Она отложила тетрадь в сторону и нащупала рукой у дивана знакомую резную рукоять. Трость послушно легла в её ладонь. Опираясь на неё, Кристина поднялась. Всё её существо пело и рвалось в пляс от сладостного предвкушения, но её ноги, предательски слабые и непослушные, едва удерживали тело. Каждый шаг давался с усилием, напоминая о том, что случилось, о той пропасти, что разделила её жизнь на «до» и «после».
Когда-то, казалось, сама судьба играла для них свадебный марш. Кристина и Дмитрий были идеальной парой. Первый год их брака был соткан из смеха, глупых шуток под одеялом, завтраков в постель и планов, простирающихся до самой старости. Они были двумя половинками одного целого, и казалось, ничто не сможет их разлучить.
Но потом что-то сломалось. Сначала это были мелкие бытовые ссоры из-за разбросанных носков или невынесенного мусора. Потом — более серьёзные претензии: Дмитрий задерживался на работе, Кристина ревновала без причины. Ссоры перерастали в скандалы, слова теряли свой смысл и превращались в обжигающие снаряды, которые они швыряли друг в друга, стараясь попасть в самое больное.
Их брак стал напоминать поле боя, залитое кровью обид и слезами разочарований. Но, как это ни парадоксально, расходиться они не спешили. Казалось, они получали perverse удовольствие от этой войны, от возможности снова и снова причинять боль тому, кто когда-то был самым дорогим человеком.
О разводе Дмитрий заговорил лишь спустя несколько лет такого совместного ада. Он произнёс это слово — «развод» — и почувствовал облегчение, глоток свежего воздуха.
Однако Кристина, чьи глаза к тому моменту уже привыкли к постоянному блеску от слёз и гнева, лишь резко встряхнула головой.
— Нет. Никогда.
— Почему? — искренне изумился Дмитрий. — Мы же мучаем друг друга! Ты ненавидишь меня так же, как и я тебя!
— А просто так! — выкрикнула она, и в её голосе зазвенела сталь. — Чтобы измучить тебя до конца. Чтобы отомстить за все загубленные годы, за всю испорченную жизнь!
— Я не буду с тобой больше жить. Мне надоели эти игры, — заявил Дмитрий с невиданной прежде твёрдостью. — Я прямо сейчас соберу вещи и уйду. И ты меня не остановишь.
— Ещё как остановлю! — пробормотала Кристина, лихорадочно соображая, что можно сделать прямо сейчас, сию секунду.
От ярости её бросило в жар, щёки пылали. Она отворила настежь окно в гостиной и уселась на подоконник, свесив ноги в пустоту пятого этажа. Она наблюдала, как Дмитрий, сжав губы, аккуратно и методично складывает в спортивную сумку свои рубашки, джинсы, книги.
— Смотри, не помни свою любимую рубашечку, — язвительно бросила она ему в спину.
— Найду ту, кто погладит! — огрызнулся он, не оборачиваясь. — Кристина, уйди, прошу тебя. Оставь меня. Мне противно на тебя смотреть. Ты вообще понимаешь, что между нами всё кончено?
— Всё кончено, ты не понимаешь? — передразнила она его, качавая ногами над пропастью.
— Ты просто больная…
— Больная? — она засмеялась, и смех этот был леденящим. — Такая же больная, как и ты! Как и все твои убогие любовницы! Ведь ни одна нормальная, адекватная женщина с тобой просто не выдержит!
Она сыпала оскорблениями, изливая на него весь свой яд, всю накопленную боль. Она упивалась своей безнаказанностью, чувствуя, что заставляет его страдать.
— Ну? Что уставился и кулаками трясёшь? — продолжала она издеваться, повернувшись к комнате спиной и обхватив руками колени, рискуя каждую секунду потерять равновесие. — Собираешься с духом, чтобы ударить женщину?
— Ты… ты отвратительная. Ничтожество… — прошипел Дмитрий, и его терпение лопнуло.
Внезапная, слепая ярость, тёмная и всепоглощающая, затопила его сознание. Он не помнил себя, когда бросился к окну и схватил Кристину за горло. В её глазах, всего лишь секунду назад насмешливых и злых, мелькнул настоящий, животный ужас. За её спиной зияла пустота пятиэтажного падения.
Она напряглась, пытаясь вырваться, но его пальцы впились в её шею с силой безумца. Второй рукой он рванул её вперёд, к себе, но вместо этого вытолкнул из окна.
Позже он будет говорить себе, что не хотел этого. Что это был порыв, аффект. Но в тот миг им двигала лишь одна мысль — заставить её замолчать. Навсегда.
Падение казалось вечностью. Воздух свистел в ушах, срывая с губ последний крик. И в этой вечности, растянутой в секунды, сознание Кристины пронеслось сквозь всю её жизнь: счастливое детство, первая любовь, день, когда она встретила Дмитрия, их свадьба, первые радости и первые слёзы. И потом — бесконечная череда скандалов, его измены, его холодность, его слова, которые резали больнее ножа.
И в самый последний момент, когда земля уже стремительно неслась навстречу, в её мозгу вспыхнула не мольба о спасении, а ясная, чёткая, выжженная огнем обиды мысль: «Я буду жить. Я выживу. Во что бы то ни стало. И я встану на ноги. Но только для одного — чтобы отомстить. За всё».
Она не даст ему развода. Никогда. Она останется с ним. Она придумает самую изощрённую, самую сладкую месть. Сырой, невероятный план уже родился в её голове, пронзив боль падения. Она никому не скажет, что это Дмитрий столкнул её. Это будет её тайна. Её козырь. Её красная кнопка, которая навсегда прикуёт его к себе.
Мысли неслись со сверхзвуковой скоростью. Оставалось только сделать самое сложное — выжить.
Удар.
Тишина. Белая, стерильная, пахнущая антисептиком. Кристина открыла глаза и увидела потолок больничной палаты. Она была опутана проводами и трубками, её тело не слушалось, было разбитым и чужим.
Первой мыслью была не о сломанных костях, не о повреждённых органах. Первой, ликующей мыслью, заставившей её сердце забиться чаще, было:
— Я жива. Я отомщу.
Кристина поправлялась с невероятной, почти зловещей скоростью. Врачи лишь разводили руками, называя её случай чудом. Падение с такой высоты редко обходится без катастрофических последствий, но ни один жизненно важный орган не пострадал.
— Разве что ноги, — объяснял потом лечащий врач, с искренним сожалением в голосе. — Скорее всего, хромота останется с вами навсегда. Но могу вас только поздравить. У вас невероятно сильный организм и… колоссальная воля к жизни.
«Колоссальная воля к мести», — поправила его мысленно Кристина.
Как она и задумала в те секунды падения, причастность Дмитрия к трагедии удалось сохранить в тайне. Правда, для этого пришлось изрядно потрудиться: лгать следователю, который, к её удивлению, нашёл каких-то свидетелей их ссоры. Но игра стоила свеч.
Теперь Дмитрий был на её коротком поводке. Он никуда не денется. Пока её план мести не созрел окончательно.
Когда Кристину выписали домой, Дмитрий понял — его ад только начинается.
— Если ты ещё раз заикнёшься о разводе, я прямиком отправлюсь в полицию и расскажу всё, — ежедневно, как заклинание, твердила она ему, и в её глазах плясали холодные огоньки. — Тебя посадят. Надолго. И будет тебе там очень, очень плохо. Так что смирись. Мы с тобой вместе. В радости и в горе, как когда-то клялись, верно? Если мне не понравится твоё поведение — я в полицию. Если попытаешься сбежать или перестанешь ночевать дома — я в полицию! Ты меня понял?
— Понял, — покорно кивал Дмитрий, скованный ледяными кандалами страха.
Сначала всё шло как по маслу. Но постепенно Дмитрий, как любое загнанное в угол животное, начал прощупывать границы дозволенного. Он стал нарушать правила, приходить позже, грубить. Он понял, что может позволить себе, а что нет. Скандалы снова вернулись в их дом, стали его неотъемлемой частью. И Кристина… Кристина была только рада. Ведь на фоне этого хаоса она вынашивала свой главный план — план большой, красивой, сокрушительной мести. Ей хотелось чего-то грандиозного, финального аккорда.
Однажды Кристина отправилась в парк, что располагался неподалёку от их дома. Раньше она обходила его стороной — её раздражали цыгане, обитавшие в самострое за парковой зоной. Но сейчас ей было на них плевать. Её внутренний мир был занят другим.
Поэтому, когда к ней приблизилась смуглая женщина в пёстром, цветастом платье, Кристина даже не вздрогнула.
— Красивая, дай ручку, погадаю! — заговорила та нараспев, и её голос звучал как далёкий колокольчик. — Всю правду расскажу, всю судьбу выложу!
— О чём? — усмехнулась Кристина. — О том, что мою хромоту можно вылечить, стоит только заплатить тебе баснословные деньги?
Цыганка пристально, почти физически ощутимо посмотрела сначала на трость, потом на её ноги, а потом прямо в глаза. И её взгляд стал suddenly серьёзным, лишённым всякого наигрыша.
— Расскажу о том, как горит у тебя внутри огонь. О том, как жаждешь ты отмщения. О том, как представляешь себе мучения мужчины, который с тобой такое сотворил. И о том… как я могу тебе помочь.
Кристина почувствовала, как по её спине пробежали мурашки. Она медленно подняла глаза на гадалку.
— Откуда ты…?
— И сколько же мне придётся заплатить? — спросила она, уже без тени насмешки.
— Сначала посмотрю. Расскажу бесплатно. А уж потом… плата совсем не велика.
— Ну, смотри, — Кристина протянула ей руку.
Цыганка говорила долго. Она рассказывала так, будто всё это видела своими глазами: и их счастливые дни, и ссоры, и тот роковой вечер у окна. Она говорила о его изменах, о её боли, о его страхе. Кристина слушала, затаив дыхание, не перебивая.
— Я знаю, как ты можешь отомстить, — торжественно, подводя черту, произнесла цыганка. — И заодно… встать на ноги. Меня моя бабка научила. Было это давно…
И она рассказала историю. Историю о том, как в детстве её, цыганскую девочку, задавил автобусом злой водитель, который ненавидел её народ. Она осталась жива, но ноги её отказали. И тогда её бабка месяц ходила с ней на вокзал к этому водителю и записывала в тетрадь все его ругательства, все проклятия, всю злобу, что он изливал на них. А на тридцатый день сожгла тетрадь со словами: «Всё, что сказал, тебе возвращаю! Забираю у тебя то, что ты отнял у моей внучки! Здоровье твоих ног теперь её, а её хворь — тебе!» И в тот же миг водитель рухнул на землю, а она с бабкой ушла с вокзала, каждая на своих ногах.
Кристина слушала, разинув рот. Сказка. Бред сумасшедшей. Но… но так соблазнительно верилось!
— Сколько это будет стоить? — наконец выдохнула она.
— Прядь твоих волос, — улыбнулась цыганка, и в её улыбке было что-то древнее и пугающее.
— Зачем тебе мои волосы? Колдовать на мою смерть будешь?
— А я с чёртом об заклад побилась, — без тени шутки ответила женщина. — Говорит, пора мне в ад. А я жить ещё охота. Так мы и поспорили. Если за год наберу я сотню прядей от ста самых озлобленных душ, что сами жаждут мести, он мне ещё год жизни подарит. Ты, кстати, моей сотой будешь. И срок у меня как раз завтра истекает.
Кристина нахмурилась. Неужели вокруг так много зла? Неужели эта женщина и правда…
— Мне подумать надо, — сделала вид, что сомневается, Кристина.
— Тетрадку с ручкой сразу приноси, чтобы я их заговорила, — крикнула ей вслед цыганка. — И не медли! А то чёрт заберёт меня, так и останешься хромоножкой! И помни — поменяться здоровьем можно лишь однажды. Второго шанса не будет!
Кристина думала несколько дней. С одной стороны — это идеально. Дмитрий получит её хромоту, а она — его здоровье. И тогда он останется один, несчастный и сломанный, а она будет свободна. С другой — это безумие. Но что она теряет?..
— Решено. Я не упущу этот шанс.
Когда она снова пришла в парк, в её сумке лежала новая, чистая тетрадь в тёмно-синей обложке и дорогая перьевая ручка. Цыганка уже ждала её. Она деловито, как настоящий мастер, объяснила весь ритуал: нужно в течение месяца записывать в эту тетрадь все злые слова, все проклятия, всё, что будет говорить Дмитрий в гневе. А потом… потом месть свершится сама.
Вернувшись домой после того вечера, когда она сорвала его свидание с той блондинкой, Кристина спрятала свою драгоценную тетрадь в тайник.
— Завтра всё будет кончено! — она улыбнулась в темноте, укладываясь в постель. — Ой, а мне даже поднадоело каждый день в течение месяца придумывать для него новую ссору.
Утром она налила себе чашку ароматного кофе и с наслаждением потягивала его, когда на кухню, бледный и помятый, вошёл Дмитрий.
— Я тебе вчера не помешала? — сладким голосом спросила Кристина. — Наверное, был занят чем-то важным, а я позвонила в самый неподходящий момент.
Она ждала привычной вспышки гнева, новых оскорблений для её коллекции. Но он посмотрел на неё — долгим, усталым, пустым взглядом.
— Я тебя ненавижу, — произнёс он тихо, но очень чётко, отчеканивая каждое слово. — Искренне надеюсь, что остатки своих дней ты будешь мучиться и страдать. Но — без меня. Я ухожу. Тюрьмы я уже не боюсь. Здесь, рядом с тобой, гораздо страшнее. Звони куда хочешь, говори что хочешь. Мне всё равно.
Он развернулся и вышел. Вскоре из спальни донеслись звуки открывающихся ящиков. Через полчаса он стоял на пороге с небольшой сумкой в руке. Грустно оглядел квартиру, в которой прошла его молодость, где он когда-то был счастлив, сделал глубокий вдох и вышел за дверь. Навсегда.
Кристина на мгновение опешила. Что это на него нашло? Но потом пожала плечами.
— Ну и ладно… Уже всё равно.
Она дописала его последние, гневные слова в свою тетрадь, аккуратно закрыла её и отправилась в парк — для завершающего обряда. Для окончательной мести.
ГОД СПУСТЯ
Дмитрий, опираясь на трость, тяжело опустился на скамейку в том самом парке. Спина и плечо ныли от постоянного напряжения, ноги гудели и плохо слушались. Но врачи велели ходить. Ходить через боль.
— Эй, красивый! Хочешь, погадаю? Всю правду расскажу!
Он медленно обернулся. Рядом стояла она — та самая цыганка. Она выглядела странно: нервной, испуганной, её глаза бегали по сторонам.
— А чего это ты? — она подсела к нему без приглашения. — Боишься правду узнать? Или уже и сам догадываешься, отчего ноги не ходят?
Дмитрий вдруг рассмеялся. Громко, горько, так что прохожие оборачивались на него.
— Я могу лишь догадываться, что моя жена… — он снова зашёлся в смехе, и в этом смехе было что-то ненормальное, почти истеричное.
Глаза цыганки округлились от страха. Она металась, ей нужно было успеть, это был её последний шанс.
— Моя жена, сумасшедшая женщина, царство ей небесное… — Дмитрий утирал слёзы. — Хотя, уверен, она сейчас в аду, и мы с ней ещё встретимся там… Какая же она была дура! Хотела заполучить здоровые ноги, но… сгорела за три месяца.
— Эй! Слушай меня! — затараторила цыганка, её глаза стали совсем дикими. — Я могу помочь! Я могу вернуть тебе ноги! Пожалуйста, просто выслушай меня! Я многое умею, просто времени у меня мало, давай я…
— Уходи, — тихо, но с невероятной силой сказал Дмитрий и, с трудом поднявшись с лавки, опёрся на трость.
Он улыбался. Он был свободен. По-настоящему.
Он в очередной раз плохо подумал о Кристине. Какая же дурёха? Решила применить какую-то магию, поменяться с ним здоровьем! Идея была хороша. Но она не знала одной маленькой детали. Не знала, что в тот вечер, когда она сорвала его с свидания, он пришёл не от любовницы, а из больницы. Где ему озвучили страшный, беспощадный диагноз. Редкая, быстротечная болезнь мозга. Смерть через три, максимум четыре месяца. И он был почти рад. Его жизнь и так была адом: либо с Кристиной, либо в тюрьме. А тут — быстрый конец. Возможно, эти страдания искупят его главный грех — тот, что у окна.
Но на следующий день после её «обряда» он не смог встать с постели. Его отвезли в больницу. И провели новые обследования. И нашли… ничего. Мозг был чист. Абсолютно здоров. Да, ноги отказывали. Но он был жив. А вскоре раздался звонок. Кричала, рыдала, голосила в трубку Кристина. Непонятная, страшная болезнь, которую диагностировали у него, внезапно проявилась у неё. Со всеми симптомами, с той же скоротечностью. А ему досталась лишь её хромота.
Она сгорела за три месяца. Как и было предсказано. А он остался. Хромой, но живой.
Дмитрий, улыбаясь про себя, ковылял к дому, чувствуя на спине пристальный взгляд цыганки. Она действительно смотрела ему вслед, и по её смуглым щекам текли слёзы безысходности.
— Как же так… — шептала она. — Ты должен был быть моим сотым… Сегодня же он вернётся…
Она глубоко вдохнула воздух, и вдруг её ноздри уловили странный, едкий запах — запах серы и гари. Она обернулась. Позади никого не было. Но женщина почувствовала острейшую боль в сердце, будто кто-то вонзил в него раскалённый клинок. Она беззвучно ахнула и рухнула на землю, замертво. Её спор с дьяволом был проигран. Навсегда.
А Дмитрий шёл вперёд, навстречу своей новой, хромой, но такой желанной свободе.