Дверь вагона с громким скрежетом захлопнулась, отрезая его от всего, что было дорого и знакомо.
— Всё, ребят, всем пока! — крикнул он, уже цепляясь за поручень набирающего скорость состава.
Поезд медленно, но неумолимо начал свое движение, увозя его прочь от этого города, от друзей, от частички самого себя. С перрона еще долго неслись обрывки смеха, крики пожеланий счастливого пути и заливистый, молодой свист. Сергей, высокий и худощавый, стоял на подножке, пока поезд не вышел на открытое пространство, и лишь тогда, помашав рукой в пустоту, где уже были лишь удаляющиеся огоньки, зашел в тамбур.
Улыбка не сходила с его лица, хоть на душе и было немного горько. Три года прошло с тех пор, как он вернулся из армии. Три года, которые пролетели в бесконечной гонке: заочная учеба в институте, работа, быт. Времени вырваться, чтобы вот так, просто по-человечески, увидеться с самыми близкими, не находилось никогда. Эта поездка стала для него настоящим глотком свежего воздуха.
Его друзей, этих теперь уже взрослых, состоявшихся людей, свел вместе много лет назад детский дом. Не учреждение с холодными стенами, а именно общая судьба. Тогда они были просто Светкой и Мишкой — двумя несмышленышами, которые держались друг за друга, как могли. А сейчас… Сейчас Светлана и Михаил поженились, оба работают, недавно купили маленький, но свой домик, взяв его, конечно, в ипотеку, и теперь с нетерпением ждали появления на свет дочурки. Сергей, глядя на их счастье, испытывал светлую, добрую зависть. У него самого жизнь сложилась по-другому. Не хуже, нет. Просто иначе.
Все годы, проведенные в приюте, да и потом, уже будучи взрослым (хотя в глубине души он понимал, что главная тайна так и осталась нераскрытой), Сергей пытался докопаться до правды. Кто он? Откуда? Почему его детство прошло за этими стенами? В памяти всплывали обрывки, туманные и зыбкие, как дымка над рекой ранним утром. Что-то теплое, что-то очень хорошее было там, далеко, но ухватить эти воспоминания, сложить их в цельную картину ему никак не удавалось.
Единственной зацепкой был рассказ сторожихи, тети Веры, женщины с добрыми, усталыми глазами. Это она много лет назад стала для него почти что родной.
— Я же тогда еще молодой была, — вспоминала она, укутывая его в очередной раз в свой большой, колючий плед. — Лет пятидесяти с небольшим. Вот как дело было. Сижу я в своей каморке, а в окошко вижу: мужчина подозрительный метется. У нас тогда охраны-то настоящей не было, калитка на щеколде. Осветило его фонарем с улицы, а у меня в подсобке лампочка перегорела, вот он меня и не видит. А я его — как на ладони. И вижу я, что с ним мальчонка, совсем кроха, года три, не больше. И этот мужчина что-то ему нашептывает, а дитя слушает, глазки такие взрослые, понимающие. Постоял, постоял, потом берет тебя, ставит на крылечко, в звонок дергает — и был таков. Я выскочила, думаю, догнать, заставить этого негодяя в глаза посмотреть, но где там — ветром сдуло. Запомнила я его, Серёженька. Нос у него был большой, горбинкой. Знаешь, как в кино про аристократов бывает. А ты уже ревешь навзрыд, я тебя скорее в тепло, греться. Руки ледяные, даже варежек этот человек на тебя не надел.
Самого этого момента Сергей не помнил. Но, много размышляя, он пришел к выводу, что скорее всего, тем мужчиной был его отец. А вот что случилось с матерью, оставалось полной загадкой. Тетя Вера всегда настаивала, что мальчик был ухоженным, чистеньким, хорошо одетым. Единственное, что смущало врачей — большое, бледное пятно на груди, похожее на ожог. Позже выяснилось, что это особая разновидность родимого пятна. Оно и правда было странным: начиналось чуть ли не на животе и поднималось вверх острым углом, почти доходя до ключицы. Оно никогда не причиняло Сергею неудобств, но тетя Вера говорила, вздыхая: «Такие отметины, Серёжа, по крови передаются. От предков к потомкам».
Сергей только отмахивался.
— Тетя Вера, ну что вы, думаете, я теперь буду по пляжам ходить и на людей смотреть в поисках такого же пятна?
А она качала головой. Ей так хотелось, чтобы у ее мальчика, которого она давно считала своим, была настоящая семья. Почему? Да потому что после выпуска из детдома именно тетя Вера не позволила ему скитаться по общагам.
— Будешь жить у меня, пока свое жилье не получишь. Нечего по углам мыкаться.
В тот момент Сергею хотелось плакать, но он сдержался — он же мужчина, не может показывать слабость. Хотя в детстве он часто плакал, прижавшись к ее коленям. Почему-то уроки справедливости всегда давались ему дорогой ценой. Он не мог пройти мимо, если кого-то обижали. И пусть он возвращался с разбитым носом, пусть в слезах, но он знал: он поступил правильно. Он заступился за слабого. Тетя Вера гладила его по взъерошенным волосам и приговаривала: «Хорошо, что ты у меня такой, Сереженька, добрый, справедливый. Но боюсь, с таким характером жизнь тебя будет испытывать на прочность постоянно. Ох, как нелегко тебе придется».
Тогда он не понимал этих слов. Разве помогать — плохо? Разве защищать — неправильно? Он понял это гораздо позже, когда повзрослел.
Светлана была в детском доме с младенчества. А Михаил появился у них, когда Сергею исполнилось одиннадцать. Сергей всегда был хлипким и долговязым, а Михаил, попавший в приют после трагедии в семье (родители, к сожалению, не справились с пагубными привычками), с первого дня держался обособленно. Сначала он был тихим и замкнутым, но однажды произошло то, что навсегда связало их троих невидимой нитью.
Светка была рыжей. В свои десять лет она была ростом с семилетнюю, и эта хрупкость, combined с огненными волосами, делала ее мишенью для насмешек и издевательств. Она уже привыкла опускать голову и молча сносить обиды. Но в тот день группа старших ребят решила, что слов мало. Они начали толкать ее, дергать за длинные косы, явно желая не просто унизить, а причинить боль. Сергей, конечно же, не мог пройти мимо. Он бросился на защиту, но силы были слишком неравны. Через минуту он уже лежал на земле, а удары сыпались на него со всех сторон. Светка кричала и отчаянно била нападавших своим стареньким портфелем. Сергей, зажмурившись, прикрывал лицо руками — главное, чтобы не было синяков, а то в школу не пустят, а учиться он очень любил.
Вдруг сверху раздались возгласы и визги, и удары прекратились. Кто-то сильной рукой помог ему подняться. Перед ним стоял Михаил.
— Ты чего лезешь, если не умеешь драться? — спросил он беззлобно.
— А что, по-твоему, я должен был стоять и смотреть, как девчонку бьют? — вытер рукавом кровь с губы Сергей.
Михаил подумал секунду, затем протянул ему руку.
— Ты нормальный. Давай дружить.
Светка смотрела на своего спасителя с таким немым обожанием, что Сергею пришлось легонько подтолкнуть ее.
— Закрой рот, а то слюнями забрызгаешь всего.
Михаил рассмеялся.
— Слышь, рыжая, если что, сразу ко мне беги. Говори всем, что ты под моей защитой.
С того дня Михаил взялся за физическую подготовку Сергея. Сначала тому было неинтересно, он предпочитал книгу гире, но Михаил умел быть настойчивым. Постепенно Сергей втянулся. На физкультуре вместо привычной тройки у него прочно закрепилась пятерка, мышцы окрепли, и он с удивлением заметил, что девочки в классе стали смотреть на него по-другому.
Первым из детдома ушел Михаил. Светка тихо плакала, а он обнял ее и сказал:
— Ну, чего ты, малявка? Я же приеду. Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
Он приехал всего один раз, а потом его забрали в армию. В следующий раз он появился, когда Светлана уже собирала вещи, чтобы уезжать учиться в училище. Он вошел в ее комнату — подтянутый, взрослый, в военной форме, и протянул скромный букетик полевых цветов.
— Соскучился без тебя, мелкая. Совсем тоскливо стало.
Светлана к тому времени превратилась в настоящую красавицу с медными, пышными волосами. Когда она повернулась, Михаил от изумления чуть не выронил цветы.
— Ничего себе… Какая ты стала… Вау! Может, теперь передумаешь за меня замуж выходить?
Светка улыбнулась своей особенной, светлой улыбкой.
— Не передумаю. Ты тоже стал… вау.
Михаила направили служить в тот самый город, из которого сейчас возвращался Сергей. «Обязательно надо приехать, когда малышка родится, — подумал он. — И крестным я буду, никто не отнимет это право».
Он нашел свое купе. Пришлось потратиться на комфорт, но после этой встречи с друзьями хотелось тишины и уединения. Да и на работе с утра ждала серьезная смена, нужно было выспаться. Он работал на стройке, но не простым разнорабочим, а высотником-монтажником. Работа ответственная, платили хорошо, график позволял успевать на заочке. Переодевшись в мягкий спортивный костюм, он уже собирался прилечь, как вдруг из соседнего купе донеслись резкие, громкие звуки. Мужской голос, полный раздражения и презрения, оскорблял кого-то, требуя немедленно уйти.
«Напился кто-то», — мелькнула у Сергея мысль. Он попытался не обращать внимания. Но через секунду на грубые выкрики ответил тихий, дрожащий от слез голос пожилой женщины. Он был так похож на голос тети Веры… другой, конечно, но… Бабушка? И она плачет? Сергей не выдержал. Он вышел в коридор.
Рядом с дверью соседнего купе стояла юная, растерянная проводница.
— В чем дело? — тихо спросил Сергей.
Девушка, представившаяся Аней, шепотом объяснила:
— Какой-то важный господин. Бабушка нечаянно качнулась на повороте и задела его стакан с чаем, пролила на рубашку. А он… ну, вы слышите.
У мужчины был подвешен язык, и пожилая женщина не могла вставить ни слова. Она лишь беспомощно всхлипывала, а он продолжал свое гневное тираду, ведя себя так, словно был хозяином всего поезда. Видимо, окружающие чувствовали эту мнимую значительность и боялись вмешаться.
— Ну, чего уставилась, старая карга? Чтобы духу твоего здесь не было, пока ты мне всю поездку не испортила! — гремел мужчина.
Сергей сделал шаг вперед.
— Послушайте, гражданин, — сказал он спокойно, но твердо. — Сдержите эмоции. Перед вами человек преклонных лет. Она заплатила за билет и имеет полное право здесь находиться.
Мужчина по имени Аркадий Викторович с изумлением повернулся к нахалу.
— Что? Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Один мой звонок — и твоей карьере конец!
— Мне абсолютно все равно, кто вы, — холодно парировал Сергей. — Хочу напомнить, что скулы у всех ломаются одинаково — и у важных персон, и у простых людей.
Аркадий Викторович хотел было продолжить, но Сергей уже наклонился к старушке.
— Проходите, пожалуйста, в мое купе. Мы с вами поменяемся. Вы поедете с комфортом.
Старушка, всхлипывая и бормоча слова благодарности, позволила отвести себя. Проводница Аня смотрела на Сергея с нескрываемым восхищением. Вернувшись через минуту со своим рюкзаком, Сергей бросил его на полку и для пущей убедительности расстегнул ворот рубашки. Чиновник, уже готовый излить новую порцию гнева, вдруг побледнел как полотно и отшатнулся.
— Это… это что у вас? — прошептал он, указывая дрожащим пальцем на грудь Сергея.
Тот скользнул взглядом по своему родимому пятну.
— Не пугайтесь, это не заразно. Обычное родимое пятно. С рождения.
— Господи… — Аркадий Викторович не просто сел, он буквально сполз на пол, опустившись на колени. — Не может быть…
— Эй, с вами все в порядке? — нахмурился Сергей.
Мужчина молча, дрожащими руками, расстегнул свою дорогую, испорченную чаем рубашку. На его груди, чуть левее, красовалось абсолютно идентичное пятно. Такое же по форме, размеру и даже по оттенку.
— Я… я ехал в твой город, чтобы найти тебя… Чтобы попросить прощения… Я больше не могу, я слышу твой плач каждую ночь…
Сергей замер, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Он смотрел на этого человека, на это пятно — зеркальное отражение его собственного.
— Так это… это вы оставили меня у дверей детского дома?
— Я… я подлый трус, тряпка… — рыдал Аркадий Викторович. — Прости… Я знаю, что не имею права просить об этом, но попытаться должен. Потому что это еще не самое страшное, что я совершил.
Сергей, преодолевая волну омерзения, помог мужчине подняться и усесться на полку.
— Говорите. Все с самого начала.
— Мы с твоей матерью, Мариной, встретились случайно. Я тогда был молод, честолюбив. У меня были виды на дочку моего начальника, брак с которой открывал все двери. А Марина… она была как лучик света. Веселая, добрая, красивая. У нас случился роман. Она забеременела. Я испугался, струсил и просто сбежал, сменил город. Как она меня разыскала через три года — ума не приложу. Открываю дверь — а она стоит на пороге, бледная, худая, и держит за руку тебя, маленького. Сказала, что у нее обнаружили серьезную болезнь, что ей предстоит сложное лечение, и она боится, что не выживет. Умоляла позаботиться о сыне. А через пару часов должна была вернуться моя новая жена… Если бы она узнала… Они бы уничтожили меня. Я взял тебя за руку, повел в тот приют… А через неделю мы с женой уехали в другой город. Спустя семь лет на пороге снова стоит Марина. Живая. Говорит, что попала в экспериментальную программу, год лечилась, а все остальное время искала тебя. Что мне оставалось? Я соврал. Я сказал ей, что ты… умер.
Сергей слушал, не дыша. Его мир рушился и складывался заново в одно мгновение.
— Где моя мать сейчас? — едва выдохнул он.
— Я не знаю точно… Но слышал, что после того, как я ей… солгал… с ней случился удар. Она попала в дом-интернат для престарелых и инвалидов. В твоем же городе. Но это было давно, лет десять назад. Она, наверное… — он не договорил, но смысл был ясен.
— Вы думаете, я смогу вас простить после этого? — спросил Сергей, и его голос был холоден как лед.
— Нет. Но я должен был попытаться. Хотя бы ради того, чтобы ты знал правду.
Сергей молча вышел из купе. Его трясло. В коридоре его ждала проводница Аня.
— Простите, я все слышала, — смущенно сказала она. — Слишком громко он говорил. Вы можете переночевать в моем служебном купе. И… знаете, я кажется догадываюсь, о каком интернате идет речь. Мой двоюродный дедушка там жил, я его навещала.
Сергей не вышел на работу следующим утром. Он позвонил прорабу, сказал, что случилось непредвиденное, очень важное. Аня, отдав смену, поехала с ним. Он был бесконечно благодарен ей за эту поддержку, потому что внутри у него все замерло от страха.
— Нам нужна информация об одной женщине, — обратился Сергей к администратору интерната. — Марина. Поступила примерно десять лет назад после инсульта. Говорила, что у нее нет родственников, что сын погиб.
Администратор, пожилая женщина в белом халате, внимательно посмотрела на Сергея.
— Есть у нас такая. Мария Петровна. Очень светлый человек. А вы кто ей приходитесь?
Сергей растерянно развел руками.
— Наверное… сын. Если это она.
Женщина внимательно, пристально посмотрела на него, потом на Аню, которая молча стояла рядом, держа его за руку.
— Идите за мной.
Они прошли по длинному, светлому коридору. Администратор зашла в одну из комнат.
— Мария Петровна, к вам гости.
Женщина в инвалидной коляске у окна оторвалась от вязания и медленно повернула голову. У нее были седые волосы, уложенные в аккуратную прическу, и невероятно молодые, лучистые глаза.
— Господи, — прошептала администратор. — Да вы просто копия.
Та отступила, оставив их одних. Мария Петровна уронила клубок. Она смотрела на Сергея, не мигая, и по ее лицу текли беззвучные слезы.
— Я знала… — прошептала она. — Я всегда знала, что ты не мог умереть. Я бы почувствовала. Мое сердце бы остановилось.
Прошло два года. Два года, которые перевернули всю жизнь Сергея. Мария Петровна, пройдя курс реабилитации, который Сергей смог ей обеспечить, сидела в уютной гостиной их общего дома и читала сказку годовалому внуку, своему первому внуку. Малыш с серьезным видом слушал бабушкин голос. На кухне хлопотала Аня — та самая проводница, которая когда-то поддержала Сергея в самый трудный момент. Теперь она была его женой и матерью этого малыша. Сегодня был особенный день: сегодня они узнали, что их семья станет больше. Аня готовила праздничный ужин, на столе уже стоял вкусный пирог, и весь дом был наполнен ароматом счастья и домашнего уюта. Того самого уюта, которого так не хватало когда-то в холодных стенах детского дома и который они теперь создали своими руками, своей любовью и верой друг в друга.