Родная кровиночка встретила меня, будто незваную тётку из деревни. А я всего лишь хотела прижать к груди внука…
— Мам, ты чего без предупреждения нагрянула? — крикнула с порога Алевтина, даже не взглянув в мою сторону.
Я поставила на пол увесистый мешок с дарами огорода: банки солёных огурцов, домашнее варенье, кусок копчёной свинины — старалась, чтобы порадовать, облегчить дочке хлопоты. А в ответ — раздражение. Ни «здравствуй», ни «как доехала». Сплошные упрёки.
Дорога выдалась нелёгкой: пять часов на автобусе с пересадкой в Костроме. Спина ноет, ноги гудят, сердце ёкает. Да и возраст уже не тот — семьдесят два, не ребёнок. Живём с батей вдвоём в деревне под Ростовом. Не ропщем, но годы дают о себе знать. Мечтала повидать внука, вот и махнула в город. Думала — обрадуются. А получилось совсем наоборот.
Старший, Артём, давно в Германии. Трое внуков, а мы их только по скайпу видим. Приехать не может — то работа, то дела. Сколько ни уговаривали — всё без толку.
Средний — Глеб — в Екатеринбурге. Тоже семья, заботы. Не забывает, звонит, но редко. Приехать — далеко, билеты дорогие.
А Алевтина, младшая, всегда была душечкой. Всё ей сходило с рук… После развода осталась одна с сыном. Сначала у нас жила, пока в Москве работу не нашла. Потом забрала Ванюшу и словно забыла дорогу. Ни звонков, ни гостей.
Часто о ней думала. Как там? Как внук? Соскучилась страшно. Вот и решилась — поеду. Хоть взгляну, хоть обниму. Муж хотел с собой, но давление скакануло, остался дома. Собрала сумку, купила билет — и в путь.
— Мам, ну хоть бы позвонила! — опять ворчит, смотрит, будто я мебель не ту привезла.
— Левочка, телефон разрядился. Соскучилась… За вас переживаю, за Ванюшей, — попыталась объяснить я.
— Ну и что? Нельзя было подождать? Зачем без спроса?
Из кухни пахло подгоревшей кашей. Дочка носилась по квартире, сгребая детские игрушки и ноутбук со стола. Я стояла в прихожей, как лишняя, и вдруг поняла: меня здесь не ждали.
Пришёл Ваня — внук. Бросилась обнимать, целовать в макушку. А он морщится, отворачивается, выкручивается. Спросила, как учёба, как друзья, а он буркнул: «Нормально» — и скрылся в комнате.
За ужином Аля поставила на стол по котлете, ложке пшёнки и пару огурцов. Поняла сразу — туго с деньгами. Решила: дам на прощание пять тысяч, не жалко. Думала, спасибо скажет.
Но после еды дочь спросила:
— Надолго приехала?
— Ну, думала на недельку… Батя нездоровится, за ним присмотреть. Потом вернусь.
— Тогда завтра билет возьму. Сама понимаешь, работы по горло, некогда мне.
Сердце сжалось. Ни минуты со мной не провела. Вечно у неё дела, звонки, ноутбук в руках. А я сижу на кухне и вспоминаю, как бегала она маленькая, с косичками и плюшевым зайцем.
А потом услышала, как Ваня шепчет матери:
— Мам, ну когда она уедет? Надоела. Всё спрашивает ерунду какую-то.
И всё. Что-то во мне оборвалось. Встала, собрала вещи.
— Мам, ты куда? — спохватилась дочь.
— Домой. Видно, не вовремя приехала. Билет сама куплю. Извини, что побеспокоила.
На вокзале вечерних билетов уже не было. Пришлось ночевать в зале ожидания. Всю ночь не спала — плакала. От обиды. От боли. От того, как жизнь поворачивается. Всё детям отдали. Всё ради них. А теперь… теперь мы им чужие. Лишние.
Мужу ничего не сказала. Вернулась и улыбнулась:
— Всё хорошо. Аля встретила радушно. Просто затосковала по тебе — вот и вернулась пораньше.
Теперь знаю: отпускай детей. Не жди. Не надейся. Не лезь. И не обманывай себя. Иначе будет больно. Очень больно.