Он глянул на сына и ушёл — прямо из роддома. А я осталась одна, с младенцем на руках, с разбитым сердцем.
Алина ждала этого дня девять месяцев. Наконец выписка. Она только что покормила малыша, поправила уголки одеяльца в синем конверте и, прижав его к груди, подошла к окну. За стеклом — морозное утро, снег хрустит под ногами, а на крыльце… стоит он. Илья. С огромным букетом алых гвоздик и плюшевым медвежонком. Улыбается, машет ей рукой.
Всё было, как в её мечтах. Пока он не взял сына на руки.
Лицо его вдруг перекосилось. Улыбка погасла, глаза стали чужими. Он сунул ребёнка обратно в руки Алине, бросил на неё тяжёлый взгляд и… развернулся. Просто ушёл.
Она застыла у входа, в белом пуховике, с малышом на руках. Акушерки переглянулись, одна тихо подошла:
— Не принимайте близко… Но, может, решил, что… не его? Ребёнок светленький, а вы с мужем — брюнеты. Глаза у мальчика — голубые…
Алина не верила. Ещё на УЗИ Илья смеялся, когда она говорила, что малыш, похоже, будет беленьким. «От почтальона, да?» — подкалывал он. Она не придавала значения этим шуткам. Но теперь всё рухнуло.
Он не брал трубку. На вызов такси дрожали пальцы. Водитель, седой мужчина с морщинистым лицом, молча смотрел на неё, потом вдруг сказал:
— Не лей слёзы, дочка. Молоко пропадёт. А он… теперь твоя радость. Держись. Всё наладится.
Алина кивнула, сжала сына в объятиях и прошептала:
— Слышишь, Ванюша? Всё будет хорошо.
Квартира встретила их тишиной. Илья не вернулся. В детской, где всё было приготовлено для малыша, было пусто и холодно. Алина прижала сына к себе и дала волю слезам. Не от страха. От предательства.
Он пришёл поздно. Пьяный. Взгляд мутный, дыхание перегаром. Молча подошёл к кроватке, уставился на ребёнка. Алина встала рядом — сердце билось, как у загнанного зверя.
— Чей он? — хрипло выдавил Илья.
— Твой. Сделаешь тест — уходи. Унижаться не буду.
В голове всплывали моменты: как они вместе смотрели на две полоски, как он трогал её живот, как выбирали имя. А теперь… он смотрел на сына, будто на чужого.
— Просто… не похож.
— Твой.
Она меняла подгузник, когда Илья внезапно рванулся вперёд. Она испугалась — думала, отнимет ребёнка. Но он замер, уставившись на крохотную ножку.
— Родинка… Такая же, как у меня… На том же месте.
— Тише. Он спит.
— Боже… почему он светлый?
— На твоего деда. Ты сам говорил — он был русый, с голубыми глазами.
Илья рухнул на колени, сжал голову руками:
— Прости… Я сволочь… Алина, прости…
Она не ответила. Всё внутри горело. Дни шли, а она держалась холодно — ради сына. Но Илья старался. Нянчился, ночами не спал, тысячу раз просил прощения. Лишь через две недели она разжала сердце.
Когда приехали родственники, бабушки и тётки ахали хором:
— Вылитый дед Сергей! Такой же светленький, крепкий. И глаза — небесные!
Илья поднял Ваню на руки, сияя:
— Мой сын! Мой мальчик!
А Алина смотрела на них и понимала: иногда отец должен пройти через тьму, чтобы увидеть свой свет.