равду, когда вам было пять. После этого её внук попал в аварию. Намеренную аварию.
***
— Мама, — я сидела на кухне с приемной матерью, — почему ты никогда не говорила?
— Я боялась, — она плакала, размазывая тушь по щекам, — Когда я узнала правду… ты уже звала меня мамой. Я не могла… не могла тебя потерять.
— А документы?
— Виктор все устроил. Заплатил кому надо. Я просто… просто хотела ребенка. Прости меня, доченька.
Я смотрела на женщину, которая вырастила меня. Которая целовала мои разбитые коленки, пекла пирожки с вишней, читала сказки перед сном. И на медальон, где улыбалась другая женщина — та, что подарила мне жизнь и черты лица.
— Знаешь, — я взяла маму за руку, — в усадьбе пятнадцать комнат. Хватит места всем.
Её глаза расширились от удивления.
— Ты хочешь сказать…
— Что пора собирать вещи. И да, твои пирожки с вишней там тоже будут очень кстати.
***
Кабинет в усадьбе постепенно оживал. Я развесила старые фотографии — элегантная пара Волковых в саду, маленькая я на руках у биологической матери. А рядом — снимки с дней рождения, где Марина задувает свечи на торте вместе со мной.
Две семьи. Две истории. И одна я — девочка с вокзала, нашедшая свой настоящий дом.
— Значит, вы теперь миллионерша, — усмехнулся профессор, забирая свой утренний латте.
— Похоже на то. Но знаете, деньги — не самое главное наследство.
***
Сергей Михайлович разложил на столе документы. Наследство Волковых оказалось внушительным — недвижимость в трех городах, счета в банках, акции. Я смотрела на цифры и не могла поверить.
— И все это…
— Ваше, — кивнул адвокат, — Но есть одно условие в завещании. Усадьба должна остаться в семье.
— О, поверьте, я не собираюсь её продавать.
***
Ремонт занял полгода. Я наняла лучших реставраторов, чтобы сохранить исторический облик дома. Марина руководила обустройством кухни, а папа увлеченно планировал зимний сад.
— Алина, посмотри, что я нашла, — мама протянула мне старую шкатулку, — Это было в чердачной кладовке.
Внутри лежали детские вещи — крошечное платье, погремушка, альбом с фотографиями. На одной из них моя биологическая мать держала младенца. Меня.
— Знаешь, — Марина погладила фотографию, — она была красивой. И очень тебя любила.
— Откуда ты знаешь?
— По глазам видно. Так смотрят только матери.
***
Женщина в черном — Анна Степановна — стала частым гостем в усадьбе. Она рассказывала истории о моих родителях, о том, как отец учил меня ходить, как мать пела колыбельные.
— А это ваша комната, — я открыла дверь на втором этаже.
— Что? — она растерянно моргнула.
— Вы же часть семьи. Той и этой.
Вечером мы сидели в гостиной. Марина подавала чай в старинном сервизе Волковых, папа читал газету в кресле, а Анна Степановна вязала шарф.
— Знаете, — сказала я, глядя на огонь в камине, — иногда судьба делает странные подарки. Забирает одну семью, дает другую. А потом возвращает обе.
На стене висели два портрета — Волковых и моих приемных родителей. Такие разные и такие родные. В медальоне на моей шее хранились две фотографии — прошлое и настоящее, слившиеся в одно целое.
Я больше не была потерянной девочкой с вокзала. Я стала той, кем должна была быть — дочерью, объединившей две семьи, хранительницей двух историй любви.