Полина посмотрела в глаза свекрови, потом перевела взгляд на Владимира. Мужчина выглядел растерянным — видимо, не ожидал такого сопротивления. Думал, жена согласится, раз дело о семье. Раз дело о «заслуженной старости» его мамы.
Внутри Полины что-то надломилось: светлое, хорошее чувство, с которым она вступала в этот брак. Сердце сковал холод, зато голова стала ясной, как никогда.
— Это не моя семья, — отчеканила она чеканя каждое слово. — Это группа людей, которые хотят меня использовать. Это не семья, это финансовая афера.
Лицо Антонины Эдуардовны исказилось, словно эти слова причинили физическую боль.
— Ах ты, неблагодарная! Я к тебе со всей душой, приходила, готовила, убиралась! А ты…
— Ты приходила без приглашения. Готовила то, что даже не ели. Убиралась так, что вещи исчезали. Ты рылась в моих документах. Все это время ты нарушала мои границы, и думала, что имеешь право.
— Ах ты… — задохнулась Антонина Эдуардовна, но Полина уже повернулась к Владимиру.
— А ты стоял и смотрел. Ты позволял своей матери лазить в моих вещах. Ты бездействовал, когда она нарушила мои границы. И теперь говоришь о каких-то долях моего имущества?!
Полина развернулась и направилась к выходу.
— Стой! Ты куда?! — Владимир наконец-то отмер и бросился за женой. — Полин, ну не горячись!
Но Полина уже вышла, хлопнув дверью.
Вернувшись домой, она сразу же собрала вещи мужа. Все эти футболки, носки, рубашки, которые жена стирала, гладила, складывала. Все эти бритвы и гели для бритья, шампуни, одеколоны. Все отправилось в два больших чемодана. Внутри кипела ярость: столько месяцев, потраченных на человека, который с самого начала соврал, который смотрел на нее как на очередной источник денег.
Владимир пришел через пару часов, мокрый от дождя, взъерошенный. Антонина Эдуардовна стояла за его спиной.
— Надеешься, что этим все закончится?! — свекровь не скрывала своего негодования. — Не по-людски поступаешь! Кто так встречает мужа и свекровь? Муж — голова семьи, он вправе решать! А ты должна слушаться. Я, бывало, мужу и слова поперек не скажу…
— Вы так любили мужа, что собираетесь потратить деньги на шубу и отдых в Анталии? — Полина махнула рукой. — Молчите, не позорьтесь больше. Вот вещи. Забирайте и уходите, оба.
Полина пихнула чемоданы к двери. Антонина Эдуардовна растерялась, но быстро пришла в себя:
— Ты еще пожалеешь! Никто тебя не возьмет! Так и останешься одна в этой развалюхе! Да что с тобой не так? Подумаешь, деньгами поделиться! Жадина!
Полина молча смотрела. Эти крики ее уже не трогали, не задевали. Хорошо, что теперь уже ничего не имело значения.
— Полин, давай поговорим, — Владимир шагнул вперед. — Да, мама погорячилась, и я тоже сказал лишнего. Но давай успокоимся…
— Ты за вещами пришел? — спросила Полина. — Вот, они здесь. Больше ничего твоего нет.
— Но я живу здесь! Я твой муж!
— Жил. Был. — Полина открыла входную дверь. — А теперь прощай.
Антонина Эдуардовна снова вскипела:
— Ты не имеешь права! Закон на нашей стороне! В браке все общее! Мы подадим на раздел имущества, и получим все, что нам причитается!
Полина улыбнулась. Слабая улыбка, но от нее свекровь буквально отшатнулась.
— Мы жили всего год, детей нет. Дом был у меня в собственности еще до брака и получен в наследство. Он не делится. Вы, конечно, можете попробовать, но ничего не получите.
Полина снова указала на дверь и жестом попросила Владимира с Антониной Эдуардовной забрать чемоданы и выйти вон.
Владимир дернулся, словно собирался что-то еще сказать, но Антонина Эдуардовна схватила чемодан и потянула сына за собой.
— Пойдем, Вовочка! Видишь, какая она! А я тебя предупреждала, что с деньгами люди становятся жадными и черствыми! Да разве можно найти нормальную жену в наше время?
Владимир медленно поднял свой чемодан и, не поднимая головы, вышел вон. Полина закрыла дверь и прислонилась к ней.
Тишина. Блаженная тишина, которой, казалось, Полина не слышала весь этот ужасный год.
Следующие дни прошли как в тумане. Полина позвонила на работу, взяла отпуск. Сказала, что приболела. Нужно было немного времени, чтобы прийти в себя. Владимир звонил раз десять, приходил, стучал в дверь. Полина не отвечала. Она не собиралась больше его видеть или говорить с ним. Свое решение Полина уже приняла.
Несколько раз она плакала. Обидно было — мечтала о большой любви, а попалась на крючок ушлого прохвоста и его жадной мамаши. В какой-то момент накатывала тоска. Ей представлялось, что Владимир просто ошибся, что в нем есть и хорошее, доброе. Он же бывал с ней нежным, заботливым. Конечно, это были маленькие, незначительные эпизоды их отношений, но все же. А потом Полина вспоминала глаза Владимира в тот вечер. Расчетливые и жадные. И пелена самообмана спадала.
Прошло несколько недель. Владимир перестал звонить и приходить. Полина тихо подала на развод, и вскоре получила документы — Владимир даже не явился в суд. Видимо, свекровь нашла новое направление для сына, более перспективное с финансовой точки зрения. И то хорошо.
Дом больше не казался мрачным — наоборот, Полина словно заново полюбила стены, все пространство, где больше не витал дух жадности и зависти. Полина стала больше работать, делала дополнительные фотосессии. Вечерами ходила гулять или возилась в саду. Мамины розы зацвели, и их яркий аромат наполнял двор.
Полина уже не думала о своем неудачном замужестве, хотя иногда хмурилась при мысли, что Владимир мог бы воспользоваться ситуацией и выжить из нее все деньги. Но теперь она стала мудрее и осторожнее.
Пару раз ей встречалась Антонина Эдуардовна на улице. Та смотрела на Полину с нескрываемой ненавистью. Полина же просто проходила мимо, словно не узнавая ее. Все это осталось в прошлом.
Не прошло и полугода после развода, как Полина узнала о свадьбе Владимира. Общие знакомые рассказывали, что его новая избранница владеет магазином и машиной. Полина только улыбалась.
— Как хорошо, что я выгнала этих людей вовремя и не стала их спонсором, — сказала она себе.
Магазин, машина… Владимиру и Антонине Эдуардовне теперь есть, где разгуляться. А Полина осталась с домом, садом и зарастающей душевной раной. Было обидно, но больше не больно.
Домик, в котором выросла Полина, стоял на своем месте. Такой же теплый, родной. Только больше не было ощущения, что это место наполнено любовью и поддержкой. Зато хотя бы паразитов в нем не было. А это уже что-то.