Врач вздохнул, снял перчатки, встал с металлического стула, пошел к раковине.
Через плечо бросил:
– Одевайся.
Открыл воду, принялся мыть руки.
Девушка неуклюже слезла с гинекологического кресла, зашла за клеенчатую занавеску, натянула трусики, джинсы, носки.
Заправила футболку.
Зашнуровала кроссовки.
Постояла, собираясь с духом.
Отодвинула занавеску, подошла к столу, теребя в руках ремешок от сумки.
– Ну что, Лев Федорович, не томите. Беременна?
– Нет, Лера, – врач серьезно посмотрел на девушку.
– А может анализ крови?
– Не надо.
– Почему это?
– Менструации у тебя регулярные. Осмотр нормальный. Анализ крови не нужен. Правда. Ты не беременна, Лера. Иди домой.
– Я домой не могу. Вы же знаете. Наш дом разбомбили.
– Лера, ты опять? Мать с тобой? Позови-ка ее ко мне.
Девушка послушно кивнула, выглянула за дверь.
– Мам, иди сюда.
В кабинет зашла хорошо одетая женщина со следами ботокса на лице.
– Привет, Лева, – сказала она тихо, повернулась к дочери, – Лера, подожди меня за дверью, хорошо?
Девушка пожала плечами, вышла.
Женщина уселась, стараясь держать плечи прямо.
– Карина, – врач посмотрел на нее укоризненно, – Я же тебе уже объяснял. Лере не гинеколог нужен, а психолог. А то и психиатр. Она уже пятый раз ко мне приходит. Первый понедельник каждого месяца. Я по календарю проверял.
– Нам к психиатру нельзя. У нас сессия скоро.
– Причем тут сессия?
– В университе узнают. Исключат.
– Да почему же исключат?
– Ну не знаю. Признают недееспособной. Недее… учебной.
– Скажи, Карина. Мы сколько лет с тобой знакомы?
– Лет тридцать. А что?
– А то. Я помню, как мы в детстве на даче в казаки-разбойники играли. Как на свадьбе у вас с Гошкой свидетелем был. Как ты ко мне беременная Леркой приходила. Как Гошку хоронили. Ты мне доверяшь?
– Конечно, Лева.
– Тогда слушай и запоминай. Лере нужен психиатр. У нее что-то не то в голове происходит. Она думает, что беременна, раз в месяц настаивает на осмотре. Утверждает, что полгода назад ее изнасиловали. Но ведь ничего этого не было, правда? Мы с тобой уже неоднократно это обсуждали.
– Не было, – Карина наклонила голову, – Ни полгода назад, ни позже. Ты же знаешь Леру. Она домашняя девочка. Универ – дом – компьютер. У нее и подруг-то нет. По барам не шляется. Парень был год назад, но так, несерьезно, расстались по обоюдному согласию. Мужчины в наш дом не ходят. Ни к ней, ни ко мне, – она усмехнулась.
– Тогда откуда этот бред? И еще. В последнее время она утверждает, что ей негде жить. Что ее дом разбомбили. Я представляю примерно, когда это все началось. И представляю – из-за чего.
– Из-за чего? – Карина подняла голову, внимательно посмотрела на врача.
– Из-за войны этой идиотской. Нагляделась ужасов в интернете. Но война, слава Богу кончилась. И вы в Москве живете, а не в Буче. Вас не бомбили и не насиловали. А ей кажется – что да. Есть такое понятие в психиатрии. Чувство вины. Они его еще восьмым чувством называют. Так что ей – к ним. Не ко мне. Пойми пожалуйста.
– Хорошо, Лева, – Карина поднялась, – Я займусь этим. Может посоветуешь кого?
Врач кивнул, открыл ежедневник, полистал.
– Я уже навел справки для вас. Вот. Сытин Аристарх Николаевич. Очень толковый. Отзывы хорошие. Если хочешь, я ему позвоню, договорюсь. Мы с ним знакомы. Однажды я оказал ему некую услугу. Дело давнее, но я думаю, он меня помнит.
– Сытин, так Сытин, – устало ответила Карина, направляясь к двери, – Спасибо, тебе Лева. Будем на связи. Береги себя.
Врач кивнул, махнул женщине рукой, потянулся к телефону.
– Але. Аристарх Николаевич? Здравствуйте. Лопухин беспокоит. Лев Федорович. Помните меня?
Из трубки послышался радостный бас.
– Конечно, Лева, еще бы не помнить. Добрые дела не забываются. У меня вот-вот прием начнется, так что особо болтать времени нет, но если у тебя что-то важное, то давай встретимся после шести в ,,Стекляшке,, ты же рядом работаешь? Да и мне по дороге.
– Отлично, Аристарх Николаевич. Буду.
Рабочий день кончился, как кончается все на свете, Лева пришел первым, уселся за дальний столик, заказал кофе, уставился в окно.
– Осень в этом году плаксивая, – подумал он.
– Здравствуй, Лева, сколько лет, сколько зим, – раздался знакомый голос, и врач обернулся.
К столику направлялся высокий мужчина с роскошной шевелюрой и благородным лицом, чем-то напоминавшим сербернара. Он шел сильно прихрамывая, в руках нес костыли.
– Аристарх Николаевич, – воскликнул Лева и встал, с удивлением поглядывая на костыли.
– Не обращай внимания, – махнул тот рукой, осторожно усаживаясь за столик, – Вот такой я теперь красавец, что скажешь, а?
Лева помог с костылями, поставил их в угол, прислонил к стене.
– Травма? Перелом? – спросил мимоходом.
– Да нет, какой перелом, – усмехнулся психиатр, – Ногу оторвало. Протез теперь делать надо. Пока на костылях.
Лева посмотрел под стол, увидел две ноги в начищенных ботинках, нервно сглотнул.
– Где же вас так угораздило? – спросил, не удержавшись.
– В Мариуполе. Бомбежка. До подвала не добежал.
– Не понял?
Психиатр усмехнулся.
– Не тупи, Лева. Ты что, тоже из этих?
– Из каких этих?
Подошел официант, Аристарх Николаевич вальяжно кивнул, закинул ногу за ногу, заказал кофе.
– Из каких, из каких, – пробормотал и хитро прищурился, – Из тех самых.
Может скажешь, и войны никакой не было?
– Отчего же, – осторожно ответил Лева, – Была война. Была и кончилась. Был суд в Гааге. Украину отстраивают. Беженцы почти все вернулись. Зеленскому дали нобелевку мира. Все путем.
– Ну вот и хорошо, – радостно забасил психиатр, – Значит ты понимаешь, о чем я. А то когда я к оротопеду своему прихожу, прошу мерки с культи снять, ну, для протеза, так он все отказывается, время тянет, делает вид, что не понимает – о чем я.
– Но как вы попали в Мариуполь? – Лева уставился на психиатра.
– Что значит, как попал? – тот нахмурился, – Живу я там. Вернее, – он задумался, – Жил. Раньше.
– Когда? – Лева вдруг подумал, что дальше расспрашивать не надо.
– Когда, когда, – забормотал психиатр и вроде даже рассердился, – Что за допрос такой. Говорю тебе – ногу оторвало. Бомбили нас. Чего непонятного?
– Да нет, все понятно, – Лева пострался говорить медленно и спокойно, – Ну тогда давайте кофе пить.
– Дело говоришь, – психиатр сдул пенку, сделал глоток, – Теперь рассказывай, что за просьба у тебя. Посмотреть кого? Депрессия? Психоз?
– Э-э…. – Лева помотал головой, – Да ничего срочного на самом деле.
– Давай, давай, не стесняйся, случай сложный? Психиатр требуется?
Лева с сомнением посмотрел на собеседника, но продолжал:
– Пациентка одна. Проверяется каждый месяц у меня. На беременность. Настаивает, что ее изнасиловали полгода назад.
– А на самом деле?
– А на самом деле нет. Мне кажется, тут нужна ваша профессиональная помощь.
– Понятно. Я такие случаи в последнее время встречаю очень даже часто. Так что поглядим, что можно сделать. Дай им телефон моей клиники, пусть скажут, что от тебя. На следующей неделе приму.
– Вот спасибо, Аристрах Николаевич, выручили. Это дочка моей давнишней приятельницы, жалко девчонку.
– А то, – кивнул психиатр, – Нынче всех жалко. Сам-то как?
Лев махнул рукой.
– Сам ничего. Только вот Ляля от меня ушла. Ну да вы, наверное, уже слышали.
Психиатр внимательно поглядел на Леву.
– Ушла. Вот как. Сожалею.
– И я. Недавно совсем ушла. Еще не привык.
– Может тебе таблеточки прописать? Легкие.
– Нет, спасибо, Аристрах Николаевич. Справлюсь. Мужик я или не мужик.
– И то верно.
Психиатр допил кофе, отставил чашку, вздохнул.
– Ну ладно, пойду я потихоньку. День кончается, пора домой.
Лев встал, пожал собеседнику руку.
Тот кивнул и бодро зашагал к выходу, потом, будто что-то вспомнил, остановился, вернулся за костылями и заковылял, сильно припадая на правую ногу.
Лев снова уселся за столик, достал телефон, набрал номер. Долгие гудки сменились металлическим голосом автоответчика.
Лева быстро заговорил:
– Але, Ляля. Это я. Ты дома? Мне нужно тебя увидеть. Я приеду через полчаса.
Он заплатил за кофе, вышел из кафе, вернулся на стоянку.
Через полчаса был дома.
Зашел в темную прихожую, включил свет.
Бросил сумку, зашел на кухню, открыл пустой холодильник.
– Надо было в кафе поесть, – мелькнула мысль.
Достал из бара бутылку, стакан, налил виски на два пальца, пошел в комнату.
Со стены смотрела Ляля – знакомый художник сделал портрет с фотографии.
Лева дошел до телефона, включил автоответчик, прослушал свое собственное сообщение, стер, уселся в кресло напротив портрета, пригубил виски, закрыл глаза.
В это время Аристрах Николаевич сидел за ужином со своей женой, рассказывал, как прошел день.
– А потом позвонил Лева. Помнишь его? Ну, Лева-гинеколог? Он еще тогда нашей Сонечке помог?
Жена кивнула, встала, налила добавку борща.
– Так вот. Позвонил, попросил встретиться. Я, конечно, не смог отказаться. Ты же знаешь, какое у него горе случилось?
Жена молча пожала плечами.
– Ну как же. Я тебе рассказывал. Про его жену. Ляля, красавица. Она погибла в самом начале войны. Так глупо погибла. Поехала родителей навещать. В Ирпень, это под Киевом. А вернуться не успела. Ни могилы не нашли, ни тела. Лева долго не работал, пил. Потом кое-как пришел в себя. Недавно вышел на работу. Все-таки полгода уже. А тут позвонил. Я думал – за таблетками. Оказалось – все гораздо хуже. Он до сих пор в стадии отрицания. Говорит, что жена его бросила. Знаешь… Ему нужна серьезная профессиональная помощь. Я, пожалуй, этим займусь.
Аристарх Николаевич заморгал, замолчал, приналег на борщ.
Жена сидела напротив, подперев голову рукой.
– Ну, а ты чего грустишь, – психиатр отложил ложку, сделал голос веселым, – У меня и хорошая новость есть. Был у оротпеда. Мерки с культи сняли. Протез будем делать. Жить будем, голуба моя. Будем жить. Хватит уже про войну.
Кончилась война-то.
Жена тихо заплакала.
Аристрах Николаевич отодвинул тарелку с остатками борща, нахмурил брови.
– Или не кончилась? Что-то я не пойму. Ну-ка, включи новости. Скоро Соловьев выступать будет. Вот он точно скажет.
Lada Miller
