Ну что, мамуля, готовы встретиться с папой? улыбнулась медсестра, передавая мне туго запелёнатый свёрток. Вон, уже все с цветами у окон собрались.
Я кивнула, прижимая к себе сына. Его крохотное личико было серьёзным, почти нахмуренным. Мой мальчик.
Наш с Сергеем мальчик. Я подошла к окну, ища глазами знакомую машину мужа, но её не было. Лишь чужие счастливые лица, шары, улетающие в небо, и букеты, похожие на облака.
В кармане халата завибрировал телефон. Сергей. Наконец-то.
Алло! Ты где? Нас уже выписывают, выпалила я, не дав ему и слова сказать. Я уже одета, и малыш готов.
В трубке раздался шум, похожий на гул аэропорта, и чей-то женский смех на фоне.
Аня, привет. Слушай, тут такое дело его голос звучал странно отстранённо, весёлым. Я не приеду.
Моя улыбка сползла с лица.
В каком смысле? Что-то случилось?
Да нет, всё отлично! Просто я улетаю. Отдохнуть. Понимаешь, путёвка горячая подвернулась, ну как тут откажешься?
Я смотрела на сына. Он посапывал во сне.
Куда улетаешь? Серёж, у нас сын. Мы должны ехать домой. Вместе.
Да ладно тебе, ничего страшного. Я твою маму попросил, она тебя встретит. Или такси возьмёшь. Деньги я на карту скинул.
Деньги. Он сказал «деньги». Как будто откупался от нас, как от досадной ошибки.
Ты один летишь?
Он замялся. И в этой короткой паузе я услышала всё. Весь обман, все его ночные «совещания» и «срочные командировки».
Весь этот липкий туман лжи, который я упорно не хотела замечать.
Аня, не начинай, ладно? Я просто устал, хочу развеяться. Имею право.
Имеешь, ровно сказала я. Воздух в лёгких вдруг закончился. Конечно, имеешь.
Ну вот и отлично! обрадовался он. Ладно, у меня посадка. Целую!
Короткие гудки.
Я стояла посреди палаты, обставленной казённой мебелью, и смотрела на сына. Он был такой настоящий, тёплый, живой. А вся моя прошлая жизнь только что превратилась в дешёвую театральную декорацию.
Медсестра заглянула в палату.
Ну что? Папа приехал?
Я медленно покачала головой, не отводя взгляда от сына.
Нет. Наш папа улетел отдыхать.
Я не плакала. Просто внутри что-то стало очень твёрдым и холодным, как камень, брошенный в ледяную воду.
Я достала телефон и набрала номер мамы.
Мам, привет. Ты можешь за мной приехать?.. Да, одна. Забери нас, пожалуйста. Домой. К вам. В деревню.
Отец встретил нас на стареньких «Жигулях» у ворот роддома.
Молча взял у меня свёрток с Мишкой, неловко, но бережно прижал к своей широкой груди.
Всю дорогу до деревни он не проронил ни слова, только смотрел на дорогу, а морщины на его обветренном лице шевелились.
Эта молчаливая поддержка была лучше любых слов.
Деревня встретила запахом дыма и прелой листвы. Наш старый дом, в котором я не жила уже лет десять, казался чужим.
Здесь всё было пропитано другим, забытым укладом жизни: скрипучие полы, печь, которую нужно было топить каждое утро, вода из колодца.
Моя городская жизнь с её комфортом и иллюзиями осталась где-то там, за сотни километров.
Первые недели слились в один бесконечный день, наполненный плачем Мишки и моим отчаянием. Я чувствовала себя обузой.
Мать вздыхала, глядя на меня, и в её глазах застыла тихая печаль.
Отец замкнулся, и я знала, что он винит меня. Не за то, что вернулась, а за то, что когда-то выбрала Сергея, пренебрегла его отцовским чутьём.
А потом он позвонил. Через две недели. Весёлый, судя по голосу, отдохнувший и полный жизни.
Привет, любимая! Ну как вы там с чемпионом? крикнул он в трубку так радостно, будто не было того разговора в роддоме.
Мы у родителей, сухо ответила я, вытирая слюнявчик Мишки.
А, ну да, точно. И правильно, свежий воздух, природа. Это ему полезно. Я вот тоже скоро вернусь, надо будет заехать, понянчить наследника.
Наследника. Он говорил о сыне, как о вещи, которую можно отложить, а потом взять и поиграть.
Он стал звонить раз в неделю. Просил показать Мишку по видеосвязи, умилялся, сюсюкал в экран телефона, а потом быстро прощался.
Вёл себя так, будто мы просто временно живём в разных местах по взаимному согласию. Будто он не бросил меня одну с ребёнком на руках.
А потом одна из моих городских «подруг» прислала мне скриншот из соцсетей. Фотографию.
На ней та самая женщина, чей смех я слышала в трубке. Она сидела за столиком в кафе, а на заднем плане, обнимая её за плечи, стоял Сергей. Счастливый.
Влюблённый. И подпись под фото: «Лучшее решение в моей жизни».
Я смотрела на этот снимок, потом перевела взгляд на свои руки с обломанными ногтями, на гору пелёнок, которую предстояло перестирать в ледяной воде.
И поняла. Он не просто отдыхал. Он строил новую жизнь.
А мы с Мишкой были в ней лишь досадной помехой, от которой он откупался жалкими подачками, лишь бы спать спокойно.
Экран телефона погас, но фотография продолжала стоять перед глазами. Унижение было почти физическим оно жгло щёки, сжимало горло.
Я больше не писала и не звонила ему. Я просто ждала.
Сергей позвонил сам через месяц. Голос был деловой, собранный, без тени былой игривости.
Аня, привет. Есть серьёзный разговор. Я решил продать нашу квартиру.
Я присела на старую деревянную лавку во дворе. Мишка спал в коляске рядом.
Нашу? Серёж, это наш единственный дом. Куда я вернусь с ребёнком?
Послушай, это бизнес. Мне нужны деньги для нового проекта. Я не могу их замораживать в бетоне. Тебе я, конечно, выделю долю. Думаю, тысяч триста тебе хватит на первое время.