Этот день был неподвижным, как закат, поглощённый свинцом. Воздух не просто висел в небе: он казался, будто давил на землю, густой, тяжёлый, как расплавленное железо. Всё вокруг было застывшим под невидимым куполом жары. Ни один лист не шелестел на деревьях, ни одна птица не прорезала воздух своим криком. Солнце не светило — оно пекло, как огонь, сжигая ткани, словно хотело достать до самой кожи.
Новороссийск просыпался медленно, неохотно. Летом город казался размытым, как будто кто-то его намочил: дома, улицы, лица прохожих теряли чёткость, становились мягкими, бесформенными. Шторы в окнах были задернуты, изредка можно было увидеть тень кондиционера. На тротуарах колыхался мираж, словно земля испарялась от жара. Было пятьдесят пять минут седьмого утра.
Advertisements
Шестнадцать лет, Славик Белов опаздывал. Не в первый раз, и не в десятый. Он знал, что если его частный преподаватель, Виктор Алексеевич, увидит его после начала урока, он позвонит его матери и расскажет о каждом пропуске. Но в этот момент ему было абсолютно всё равно. Он бежал. Рюкзак бился о его спину, футболка прилипла к его мокрой от пота коже, кроссовки скользили по раскаленному асфальту.
Он завернул за угол, прошёл мимо старого заброшенного супермаркета: серое, обветшавшее здание, как забытое временем. И вдруг он остановился, как вкопанный. Не потому что он был устал или узнал кого-то; нет. Что-то внутри него — слабый, но настойчивый сигнал — заставило его замереть.
Это был детский плач.
Слабый, прерывистый, почти подавленный: не столько голос, сколько отчаяние, пробивающееся наружу. Славик огляделся. Его сердце билось так громко, что отдавалось в висках. Жара обжигала его уши, но этот звук он услышал чётко. За ним, в тени засохшего дерева, стояла машина: старая, потрёпанная, с облупившейся краской, запотевшими окнами. Изнутри доносились эти всхлипы.
Славик медленно подошёл. Каждый шаг был вечностью. Сначала он не различал ничего — потом заметил тонированные стекла. Наконец, в полумраке салона он увидел маленькую фигуру: девочку. Малышка, около года, может, чуть больше. Её щеки были горячи, глаза полузакрыты, губы потрескались от жажды.
— Боже мой… — прошептал он, чувствуя, как холодный пот пробежал по спине.
Он потянул за дверную ручку: она была заперта. Он пошёл к пассажирской стороне: тот же результат. Ничего не поделаешь.
— Эй! Тут кто-нибудь?! Помогите! — закричал он, но единственным ответом был удушающий silence.
Никого поблизости. Только жара и обломки на обочине. В голове роились мысли: «Это не твоё дело», «Пусть полиция этим займётся», «Ты же попадёшь в неприятности». Но его взгляд снова вернулся к девочке. Её маленькая голова качалась, бессильная.
Славик поднял камешек. Он бросился к окну, поднял руку и ударил. Раздался резкий звук, как будто мир только что треснул. Стекло разбилось, как лёд. Из салона вырвался жаркий воздух, как из печи. Он сунул руку внутрь, пальцы дрожали, но ремень безопасности сопротивлялся. Он выругался, развернулся, и наконец, с маленьким «щелчком», открыл защелку. Он вытащил девочку, прижал её к себе, чтобы защитить от солнца, и прошептал:
— Я здесь. Всё будет хорошо. Ты в безопасности.
Он не потерял ни секунды. Без вызова подкрепления он побежал. Клиника была в трёх кварталах — для него это казалось долгим и бесконечным путём. Пот окаливал его глаза, ноги подкашивались, руки тряслись от слабости ребёнка. Он не останавливался.
Прохожие оборачивались, некоторые обращались к нему, другие спрашивали, что происходит. Но он не слышал их. Он даже не чувствовал своей футболки, насквозь промокшей. Девочка в его руках не двигалась.
Он не знал её имени, не знал имени её родителей и причины её оставления. Но в этот момент он ощущал огромную ответственность за неё, как будто держал в руках весь мир.
Двери клиники распахнулись перед ним с характерным шипением. Холодный воздух, яркий свет, запах медикаментов — всё это обрушилось на него, как глоток воды после бесконечной жажды.
— НА ПОМОЩЬ! — закричал он, и мгновенно все взгляды обратились к нему.
Медсестра — высокая, в очках, с суровым лицом, но беспокойным взглядом — поспешила к нему навстречу.
— Ребёнок… в машине… жара… она… — его голос сорвался, слова перепутались, как невидимые нити.
У неё аккуратно забрали девочку и увезли. Двери реанимации закрылись за ними.
Он остался один. Руки дрожали, живот сжимался от страха. В голове звенела пустота. Он медленно сел на скамейку и понял впервые: он мог бы её не найти. Он мог бы прийти слишком поздно. Он мог бы сомневаться.
И именно в тот момент, когда тишина стала невыносимой, он позволил слезам потечь.
Прошло десять минут, может сорок. Славик не знал. Сидя, уставившись в землю, ему казалось, что в трещинах между плитками можно скрыть его страх, вину и ту страшную пустоту внутри. Его ладони всё ещё горели, как если бы он всё ещё держал её в руках. Лишь дыхание было ему слышно. Всё остальное казалось далёким, заглушённым, нереальным.
Через несколько минут из коридора вышла женщина в белом халате. Невысокая, с серыми волосами, собранными в пучок, с выражением лица, скрывающим годы. Она остановилась перед ним.
— Это ты привёл девочку?
Славик медленно кивнул, как будто боялся, что жест может разрушить то, что только что произошло.
— Она жива?
Женщина, очевидно, врач, долго смотрела на него. Потом села рядом.
— Ты успел вовремя. Ещё чуть-чуть… и… — она не закончила фразу. Славик всё понял.
— Как ты? — спросила она более мягким голосом.
Он молчал. И вдруг, всё в нём сжалось, закипело и вырвалось наружу. Он поднял руки к лицу и разрыдался: громко, рыдая, как ребёнок, без сдержанности, без стыда.
Через полчаса в холле появился мужчина в форме. Тридцатилетний, с проницательным взглядом, усталыми, но добрыми глазами.
— Лейтенант Романов, — представился он. — Могу поговорить с тобой?
Славик кивнул. Всё, что могло быть разрушено, уже было. Теперь он был готов на всё.
Они вышли. Славик сел на скамейку, Романов присел рядом.
— Расскажи мне всё по порядку.
Он рассказал: про удушающий жар, про плач в машине, про камень в руке, про бег с ребёнком на руках. Он рассказал, как в какой-то момент стал взрослым, как будто назад пути уже не было.
— Никого рядом с тобой не было? — спросил офицер.
— Никого. Только она.
Славик показал место, где стояла машина. Офицер кивнул и стал записывать.
— Ты поступил правильно, Слава. Мало кто бы осмелился. Но ты спас жизнь. Это очень важно.
Славик снова кивнул, но благодарность его не согревала. Он чувствовал только пустоту.
Позже, у клиники припарковалась машина. Мужчина и женщина вышли: лица безжизненные, глаза красные, движения механические. Женщина дрожала. Мужчина шёл вперёд, как бы защищая её.
Они вошли в холл и сразу заметили Славика. Подошли.
— Это ты? … Это ты нашёл нашу девочку? — женщина упала на колени перед ним. — Боже мой… Боже мой…
Славик хотел отступить. Он не знал, что сказать, как на них смотреть.
— Мы думали, что её украли… — пробормотал мужчина. — Мы спешили… мы не хотели…
Славик встретился с их взглядом.
— Она чуть не умерла, — тихо сказал он.
Доктор подошла, положила руку ему на плечо:
— Они будут жить с этим всю свою жизнь. Но теперь у этой девочки есть шанс. Благодаря тебе.
Через несколько дней пришло сообщение. Врач просил Славика прийти в клинику — просто чтобы посмотреть, как Лера. Он согласился, не зная почему.
Она лежала в своей палате, в милом комбинезончике, держала игрушку. Её щеки вернули румянец, дыхание стало ровным. Она спала. Славик подошёл и тихо сел рядом с ней.
— Её зовут Лера, — сказала врач.
— Красивое имя.
— Она жива. Благодаря тебе.
Славик кивнул. Он не знал, что ответить. Но в этот момент что-то едва заметно согрелось в его груди — как первый луч света после долгой ночи, как тонкая искра надежды, которая пробуждается.
— Если хочешь, приходи навещать её иногда. Мы всегда будем рады тебя видеть.