Светлана замерла у кухонного стола, вцепившись пальцами в его край так сильно, что они побелели. На плите тихо булькал суп, из духовки доносился аппетитный аромат пирога, а на праздничном столе красовался торт — тот самый, который она заказала за три дня и отстояла длинную очередь в кондитерской, чтобы забрать. «Идеальный праздник», — повторяла она про себя, но в горле стоял ком. Вот он, её идеал, но что-то явно пошло не так. Всего пара часов, а уже всё казалось неправильным.
Ключи звякнули в замке, и знакомый голос Димы раздался в прихожей:
— «Мам, ну почему ты опять не позвонила? Мы бы встретили!» — произнёс он с лёгким упрёком, словно это была её обязанность.
— «Да ладно, сынок, я же не чужая!» — ответила Тамара Андреевна, и Светлана почувствовала, как по спине пробежал холодок. Такой же холодок, как от слишком солёного супа, когда вкус портится из-за одной лишней щепотки.
Светлана с трудом сглотнула, глубоко вдохнула, вытерла руки о фартук и вышла в коридор.
— «Здравствуйте, Тамара Андреевна,» — произнесла она ровным голосом, хотя внутри её всё клокотало, готовое вот-вот выплеснуться.
Тамара Андреевна, даже не сняв пальто, осмотрела её с головы до ног — привычным оценивающим взглядом, будто находилась не в чужом доме, а где-то в ресторане, где её мнение было главным.
— «Ой, Светочка, а ты чего такая бледная? На диете, что ли?» — свекровь рассмеялась и протянула ей пакет. — «Вот, принесла вам солений. Димочка мои огурчики обожает.»
Светлана стиснула зубы, взяла пакет, чтобы не сказать лишнего.
— «Спасибо, но сегодня у нас детский праздник, я уже всё приготовила.»
— «Ну и что? Лишним не будет!» — ответила Тамара Андреевна и уверенно направилась на кухню, словно это было её собственное владение.
Дима нервно почесал затылок.
— «Свет, ну она же просто хотела помочь…»
— «Помочь?» — Светлана резко повернулась, едва не задев вазу на полке. — «Она даже не предупредила, что придёт!»
— «Ну и что? Это же мама!»
— «А я кто? Просто мебель?!» — её голос дрогнул. Больше она не могла сдерживать эмоции.
Дима вздохнул и попытался её обнять, но она отстранилась.
— «Ладно, не кипятись. Пойду помогу ей на кухне.»
Внутри Светланы всё кипело, словно готово было взорваться, но она решила терпеть.
На кухне Тамара Андреевна уже хозяйничала. Она переставляла тарелки, тыкала пальцем в салаты и сопела, явно недовольная увиденным.
— «Ой, Света, а суп-то пересоленный!» — свекровь не скрывала удовольствия от возможности покритиковать.
— «Нет, не пересоленный,» — процедила Светлана сквозь зубы.
— «Как же нет? Я же чувствую!» — Тамара Андреевна решительно отодвинула кастрюлю. — «Вот у меня рецепт идеальный, я тебе потом напишу.»
— «Спасибо, не надо.»
— «Ой, какая гордая!» — свекровь фыркнула, пытаясь вывести её из себя. — «Дима, слышишь, как твоя жена со мной разговаривает?»
Дима, стоящий в дверях, развёл руками, показывая своё нежелание вмешиваться.
— «Мама, давай без этого…»
— «Без чего? Без правды?» — свекровь надула губы. — «Я же просто хочу помочь!»
Светлана не выдержала. Она резко хлопнула ладонью по столу. Все подавленные эмоции вырвались наружу.
— «Хватит!» — её голос прогремел, как грозовой раскат. — «Ты пришла без приглашения, критикуешь мою еду и ведёшь себя так, будто это твой дом. Но это МОЙ дом! И мой праздник. Если тебе что-то не нравится — дверь там.»
Тамара Андреевна побледнела, сжала губы, но промолчала.
— «Дима!» — крикнула она. — «Ты что, её не слышишь?! Ты же мужчина!»
Но Дима молчал. Очевидно, ему совсем не хотелось становиться между двух огней.
Через час Тамара Андреевна ушла, прихватив с собой половину салатов и, конечно, торт.
— «Для соседки, ей же тоже сладенького захотелось!» — бросила она на прощание, словно именно ради этого и приходила.
Светлана сидела на кухне, глядя в окно и стараясь не думать о произошедшем. Как всегда: праздник, а на деле — сплошное разочарование.
— «Ты доволен?» — спросила она шёпотом, не поворачиваясь к нему.
Дима сел напротив, опустив голову.
— «Свет, ну что я мог сделать? Она же мама…»
— «А я кто? Просто мебель?» — холод снова пронзил её душу.
Дима потянулся к её руке, но она отдернула ладонь.
— «Всё. Хватит.»
Дверь захлопнулась с таким глухим стуком, словно мир наконец отвернулся от неё. Светлана замерла, прижав ладони к лицу — пальцы были мокрыми, как после летнего дождя. Она ещё не до конца осознавала, что это — конец. Просто стояла и вслушивалась в удаляющиеся шаги Димы, которые постепенно растворялись в тишине подъезда.
«Всё…» — мелькнуло в голове, и сердце сжалось так сильно, будто его спрятали в кулак. В груди осталась лишь пустота.
На кухне царил полный хаос: недоеденный праздничный торт, который успели попробовать все гости, — и её мать, и свекровь; гора грязной посуды, помятые салфетки. Она механически начала убирать, но резко остановилась, глядя на этот беспорядок.
«Зачем?» — промелькнула мысль. «Всё равно я ухожу…»
Она направилась в спальню, вытащила чемодан из-под кровати и со злостью, будто он весил тонны, швырнула его на покрывало.
Утром вернулся Дима. Постучал в дверь, но она не была заперта. Он осторожно заглянул в прихожую, и, не услышав ответа, вошёл внутрь.
— «Свет?» — голос его дрогнул, словно он боялся понять, что происходит.
Тишина. Он дошёл до спальни и увидел её — стоящей у шкафа и складывающей вещи в чемодан. Что-то ёкнуло внутри него.
— «Ты… правда уходишь?» — едва слышно спросил он, надеясь увидеть в её глазах что-то, что всё исправит.
Светлана даже не повернулась.
— «А ты думал, я тут развлекаюсь?»
— «Слушай, давай поговорим…» — он сделал шаг вперёд, но она отстранилась, как будто между ними выросла стена.
— «О чём? О том, как твоя мама снова нагрянет без предупреждения и устроит представление у нас дома? Или, может, ты наконец-то решишь что-то сделать?» — её слова обжигали, как раскалённые стрелы.
— «Я не молчал!» — Дима сжал кулаки, чувствуя, как внутри что-то трещит.
— «Да? А что ты сделал? Позвонил ей, чтобы сказать, что она вломилась не в своё время? Может, хотя бы спросил, когда она собирается в следующий раз явиться без приглашения?»
Дима отступил на шаг, закусив губу. Ему всегда казалось, что Светлана слишком эмоциональна. Вот и сейчас.
— «Постоянно ты устраиваешь драмы! Она просто зашла, хотела помочь!»
— «ПОМОЧЬ?» — взорвалась Светлана, её глаза пылали. — «Она пришла, чтобы показать, кто здесь главная! А ты, как обычно, на её стороне!»
— «Ты с ума сошла!» — выкрикнул он, не в силах больше сдерживаться.
Она захлопнула чемодан, и этот глухой звук окончательно выбил её из равновесия.
— «Нет, Дима. Я просто проснулась.» — её голос был холоден, но именно эта бесчувственность ранила сильнее всего.
Она подошла к полке и взяла хрустальную вазу с узором — подарок матери, единственное, что осталось от неё. Теперь…
Дима бросился к ней, схватив за руку.
— «Подожди! Давай хотя бы…» — его слова звучали как последняя попытка удержать её.
Но ваза выскользнула из её пальцев. Мир вокруг словно замер.
Звяк!
Осколки разлетелись по полу, блестя в свете как последние отблески надежды.
Светлана застыла. Лицо её оставалось безучастным, ни слёз, ни эмоций — только пустота.
— «Прости…» — прошептал Дима, осознавая, что всё потеряно.
Она медленно опустилась на колени и начала собирать осколки. Руки дрожали, но боль она уже не чувствовала. Казалось, ничто больше не имело значения.
— «Вот и всё…» — прошептала она, а где-то внутри что-то тихо хрустнуло. «Теперь ничего не осталось.»
Дима шагнул к ней, пытаясь сесть рядом, но она резко поднялась, едва не сбив его с ног.
— «Не трогай меня. Просто… не трогай.» — её голос стал тихим, как шёпот ветра.
Она схватила чемодан и, не оборачиваясь, направилась к выходу.
Дверь закрылась почти беззвучно.
На столе лежал белый конверт. Чистый, невинный, как бомба с часовым механизмом, которую лучше не трогать. Светлана взглянула на него, взяла вилку и ткнула в угол. «А вдруг там яд?» — подумала она и тут же рассмеялась, удивляясь своей реакции.
«Ну-ка, что там написала наша дорогая свекровушка…» — подумала она, разрывая конверт с издёвкой.
«Здравствуй, Светлана.»
Первое предложение сразу принесло холод, как от старого холодильника, который они никак не могли выбросить. Вроде бы и внешне нормальный, но чувство сдавленности не отпускало.
«Я не собиралась писать тебе, но не могу молчать, видя, как ты разрушаешь жизнь моего сына. Ты всегда была эгоисткой, но теперь перешла все границы.»
Светлана фыркнула, чуть не рассмеявшись.
«О, конечно, это я тут разрушаю. Не она, которая три года подряд врывалась к нам в дом, как ураган!»
«Дима не спит, похудел, ходит как тень. И всё из-за твоего женского каприза! Ты разрушила семью из-за какой-то глупой гордости!»
«Ага, вот оно что. Я разрушила. Конечно, не она, которая каждое утро пыталась внушить мне, что я — плохая жена!»
Она сжала письмо в кулаке, зубы скрипнули от раздражения.
«Чёрт, успокойся. Она реально считает, что я поверю в это?»
Разгладила листок и продолжила читать.
«Ты никогда не понимала, что такое настоящая семья. Для тебя главное — твои обиды. А я боролась за Диму всю жизнь! Когда его отец бросил нас ради той… женщины, я одна растила сына! Работала на трёх работах! А ты? Что ты сделала? Устроила истерику из-за торта?!»
Светлана закусила губу. «Боже, какая же она… нет слов.»
Она уже хотела выбросить письмо, но из конверта выпал ещё один листок.
Фотография.
Маленький Дима, лет пяти. Сидит на полу в пустой комнате, держа в руках плюшевого медведя с оторванной лапой. В его глазах — никакой детской радости, только тёмная пустота.
Светлана долго смотрела на фото, пытаясь найти в нём смысл, но потом перевернула его.
На обороте было написано: «Первый день после папы. Не плакал.»
И тут её как током ударило. Она вспомнила, как однажды Дима, пьяный, шепотом сказал:
«Помнишь, почему я всегда уступаю маме? Когда мне было семь, она сказала: ‘Если будешь плохим, я уйду, как папа’. И я… поверил.»
Светлана резко поднялась, сжимая фотографию в руке. Дыхание перехватило, словно она внезапно оказалась частью этой трагической истории.
«Нет. Нет, это не оправдание. Я не могу просто так принять это. Это не прощение для него. Никакого.»
Но где-то внутри, едва слышный, но настойчивый голос шептал:
«А если бы тебя бросили в пустой квартире в пять лет… кем бы ты стала?»
Река перед ней была темной, как смола. Светлана шагала по мосту, сгорбившись от холода, кутаясь в тонкое пальто, которое вот-вот могло быть сорвано ледяным ветром.
«Как же я ненавижу этот город…» — промелькнула мысль, и она тяжело вздохнула, глядя на размытые отражения фонарей в воде. Вода казалась бездонной, но она не чувствовала этого холода. Единственное желание было — раствориться в этой тьме.
И тут она его увидела.
Он стоял у перил, согнувшись, как человек, проживший долгую жизнь. Он не выглядел старым, но что-то в его осанке напоминало изношенную одежду.
«Дима,» — подумала она, замирая.
Она не хотела этого. Не хотела встречаться с ним, не хотела знать, что он еще существует в этом мире. Но ноги словно приросли к мосту. Как будто ее держало какое-то проклятие. Он обернулся первым.
— «Света…» — его голос был хриплым, будто он не спал несколько дней. Она молчала. Просто стояла, сжав кулаки до белизны пальцев, хотя он этого не видел.
— «Я не думал, что встречу тебя здесь…» — он сделал шаг в её сторону, а она инстинктивно отступила.
— «Я просто шла,» — ответила она, не глядя на него.
Тишина. Только ветер свистел вокруг. Молчание давило так сильно, что сердце казалось готовым выпрыгнуть из груди.
— «Я подал на развод…» — произнес он так, будто сбросил с себя тяжелый груз.
Светлана резко подняла голову, не веря своим ушам.
— «Что?»
— «Вчера. Мама узнала… Теперь у меня нет ни тебя, ни её.» — он горько усмехнулся, как будто провожал свою собственную жизнь.
Внутри Светланы что-то ядовитое и горячее начало рваться наружу.
— «Ой, бедненький… Мамочка обиделась, что сыночек осмелился жить своей жизнью? Ты ждешь, что я пожалею тебя?» — её голос был холоден и остёр, словно ледяной клинок.
Дима вздрогнул, как от удара.
— «Я не жду…»
— «Нет? А чего ты ждал, когда твоя мать годами вторгалась в наш дом? Когда она без стука входила, рылась в моих вещах, унижала каждое моё блюдо? Ты думал, я буду молчать, как собака?»
— «Я не знал, что делать!» — вдруг закричал он, и его голос эхом разнесся над рекой.
— «НЕ ЗНАЛ?» — она рассмеялась, и смех был таким резким, что воздух вокруг, казалось, замер. — «Ты знал. Просто боялся её больше, чем боялся потерять меня!»
Дима схватился за перила, будто его кто-то толкнул. В его глазах мелькнула слабость, которая совсем не была мужской.
— «Ты не понимаешь… Она… она всегда…»
— «Что? Любила тебя? Любовь — это не когда тебе накидывают петлю на шею! Любовь — это когда ты защищаешь тех, кого любишь!» — её голос задрожал. Она замолчала, потом продолжила, сжав зубы. — «Знаешь, что такое любовь, когда тебя для неё нет?»
Дима смотрел на неё пустыми, слезящимися глазами, как будто потерял ориентир в пространстве.
— «Я… я попробовал. Вчера. Сказал ей, что больше не позволю вмешиваться в мою жизнь.»
— «И?»
— «Она сказала, что если я выберу тебя, то она…» — он запнулся, словно боялся закончить.
— «Что? Умрёт? Заболеет?» — она усмехнулась. — «Да она мастер шантажа!» — добавила она с такой ядовитой улыбкой, что Дима побледнел.
— «Она сказала, что у неё больше нет сына…»
Светлана застыла. Она долго молчала, не веря своим ушам.
— «Вот и всё? После всех этих лет, когда ты был её рабом, она просто… вычеркнула тебя?»
Он кивнул, и её сердце сжалось от боли. Но она не позволила себе сожалеть.
— «Знаешь что? Мне тебя жаль. Потому что ты, наконец, сделал правильный выбор. Только поздно, Дима. Слишком поздно.»
Она развернулась и пошла дальше, не оглядываясь.
— «Света!» — он бросился за ней, схватил её за руку. — «Я… я могу всё исправить! Давай начнем сначала!»
Она медленно высвободила руку и посмотрела на него так, как никогда раньше.
— «Нет, Дима. Ты мог. Год назад, месяц назад. Но ты выбрал её. А теперь… теперь у тебя никого нет.»
И, не останавливаясь, пошла дальше. Он не последовал за ней.
Через год подруга прислала ей фото: Дима сидел в парке, кормя голубей.
«Выглядит как старик,» — написала подруга.
Светлана удалила сообщение. Но ночью, когда тишина давила слишком сильно, она всё равно плакала. Не из-за него.
Из-за той девушки, которая когда-то верила, что любовь может победить. Даже маминого мальчика.